"Лана Райберг. Лестница в небо или Записки провинциалки " - читать интересную книгу автора

Буржуйская жизнь

Так началась моя буржуйская жизнь. Более за мной никто не ухаживал и
кофе не варил, в обязанности Марии это не входило. Буржуйская жизнь
оказалась наполненной до отказа обязанностями и необходимостью соблюдать
железный режим. Вставать приходилось в шесть утра, так как в это время
начинался рабочий день хозяина дома и он очень сердился, не застав на кухне
гостью, на которую возложил обязанность подавать завтрак. Итак, в лучших
традициях советской жизни, я заводила будильник и по первому его звонку
мчалась на кухню. Подать скудный завтрак оказалось делом сложным, требующим
быстроты, сноровки и аккуратности. На мой взгляд, есть было совершенно
нечего - хлеб с маслом и джемом, апельсиновый сок и кофе. Но все это должно
быть приготовлено и подано в полном соответствии со строгим английским
этикетом.
Сока я всегда наливала в стакан чуть больше, чем следовало, хлеб,
вынутый из морозильной камеры, то недожаривала, то пережаривала, забывала,
сколькими салфетками нужно накрывать корзинку с хлебом. Один раз я слишком
далеко от тарелки поставила стакан с соком, в другой раз не той стороной
положила ножи. В глазах Дэвида эти мелкие промашки выглядели страшными
преступлениями.
Я нервничала, от страха не могла запомнить массу незначительных, на мой
взгляд, тонкостей, постоянно что-нибудь делала не так, и кусок застревал у
меня в горле. В доме никогда не было свежего хлеба, а вытащенный из
морозильной камеры, разогретый и прожаренный, он приобретал, на мой взгляд,
мерзкий вкус, крошился и рассыпался. Масло было кислым, а джем чересчур
сладким.
Ланч в середине дня состоял из чашки кофе и банана, иногда бутерброда,
все из того же мороженого хлеба. Дэвид приговаривал:
- Кушай, деточка, ты така худенька, я хочу, чтобы ты поправилась
немножко.
(Он разговаривал по-русски, смешно, с акцентом)
Для меня, хронически голодной, грезившей о куске мягкого черного хлеба,
как о высшем блаженстве, его слова звучали злой насмешкой.
Поесть удавалось лишь поздно вечером, в ресторане. Заказывал еду Дэвид
и, странно, будучи постоянно голодной, я вяло ковыряла вилкой в полусырой
рыбе, напрасно пытаясь насытиться безвкусными, безымянными для меня травами,
какими-то стручками и зелеными палочками. Дэвид пожирал лобстеров и улиток,
есть которые я категорически отказалась, глупая провинциалка с неразвитым
вкусом. А заказывать для меня мясо категорически отказывался Дэвид - он
своеобразно заботился о здоровье гостьи.
Иногда, если мы перед ужином заглядывали в частный клуб, пытка голодом
затягивалась допоздна. В клубах этих шлялись с бокалами и стаканами в руках
разнообразного возраста гости, вычурно одетые, ухоженные и пышущие
достатком. Я ловила на себе оценивающие, ощупывающие взгляды и не проходила
фейс-контроль - во мне сразу распознавали чужака. Я была добычей молодящихся
одиноких старух, которых не принимали в молодежную компанию, и они с яростью
стервятников набрасывались на жертву коммуникации, расспрашивая о
политической жизни России. Почти не понимая иностранную речь, я не могла
внятно ответить на стандартные вопросы - на какой срок приехала, кем мне