"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

была выполнена на фасаде корчмы. Должно быть, опьянение, вызванное чистым
деревенским воздухом, было слишком сильно, ибо я весьма смутно припоминаю
жанровые особенности произведения, за исключением нескольких бытовых
деталей: там на фоне цветущих деревьев были девушки с медными кувшинами, в
которых носят воду, и парни в меховых шапках.
Дальнейшее развитие тема родного края получила на стене зала. Но если
не считать хозяина заведения, убирающего столики, и героев фрески, помещение
пустовало. Освящение, если таковое вообще состоялось, давно отшумело. Но все
же хозяин, уразумевший, что перед ним находятся представители молодой
столичной интеллигенции, прибывшие специально из-за фресок, был так любезен,
что согласился угостить нас.
Это и была его роковая ошибка. Мощно набрав скорость, гулянка
напоминала уже не тихое побрякивание колокольчика, а адский рев, который был
вызван просто-напросто обменом репликами в оживленной дружеской беседе. В
центре беседы находился Никола, непризнанный художник, покинутый мещанами и
вынужденный пить у своих фресок.
- Во все времена так поступали с великим талантом, братец! - утешал его
Замбо. - Ты должен гордиться этим! Выше голову!
И энергично затягивал песню о мерзостных временах.
Весь этот гвалт, естественно, пробудил любопытство у местного
населения, и потому часть клиентуры из корчмы напротив переметнулась к нам.
Это было на руку хозяину, по крайней мере до тех пор, пока между пришельцами
и туземцами не завязался спор. Причины его я не помню. Предполагаю, дело
было в той особой терминологии, которую пришельцы использовали для
обозначения местного населения и в которой слова типа "болваны" и "олухи"
служили лишь выражением крайней любезности. Словесную дискуссию вскоре
оживили жесты порицания. Несколько хрупких стульев разбилось о прочные
головы, я уже не говорю о бутылках - они с мягким хлопком взрывались то тут,
то там, покрывая бытовую стенопись колоритными красными пятнами, не
входившими в первоначальный замысел художника.
Наконец с помощью полицейского и лесничего, прибывших на поле брани,
порядок был восстановлен. Туземцы ретировались в старую корчму, а мы,
пришельцы, были выдворены на улицу. В заведении остался лишь Никола,
которому ассистировал Замбо, надо было подбить бабки и навсегда порвать с
хозяином.
- Нас облапошили! - лаконично заявил Антон, когда оба спустя какое-то
время вышли на чистый воздух.
Насколько нам было известно из речей Николы в предобеденные часы,
художник рассчитывал получить кругленькую сумму, которая позволила бы ему
спокойно работать над темой "Городская скука". Но после вычета за
значительное количество литров, выпитых мастером во время творческого
процесса, а также стоимости только что завершившейся попойки, хозяин,
приплюсовавший к счету поврежденный инвентарь, пеню и прочее, выдал Николе
на руки несколько вшивых сотенных бумажек, которые могли растаять в "Трявне"
всего за пару вечеров.
Так и случилось. К счастью, художник-монументалист располагал и
известным движимым имуществом, которое тоже пошло в дело. В первую очередь
был заложен плащ, ибо, как говорил Замбо, летом место плаща не в гардеробе,
а в ломбарде. Затем наступил черед нового костюма, сохранности ради он также
был упрятан в ломбард. Взамен кто-то из компании предоставил художнику