"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

Художник неожиданно встал - он вообще был непредсказуемым человеком - и
направился к двери. Через десять минут картина, водруженная на столе, была
выставлена для всеобщего обозрения. Пейзаж был выписан вполне современно,
что вызвало явное недоумение мирных квартальных пьянчужек. Правда, мы и без
того сильно озадачили их своей пирушкой, слишком шумной для двоих, к тому же
устроенной в самое неподходящее время, точнее в тот час, когда порядочные
люди, благоговейно опрокинув по рюмке ракии, готовятся отобедать в семейном
кругу.
Зато мы вернулись домой к обеду. То есть я хочу сказать - к обеду
следующего дня, так что я до сих пор не могу понять, как это мы не потеряли
картину, блуждая по пивнушкам. Вполне допускаю, что мы не раз забывали ее,
но трактирщики спешили догнать нас и вернуть произведение, боясь, что
подобная мазня навсегда останется в заведении.
Итак, пейзаж в конце концов оказался в моей комнате, дабы украсить
унылый интерьер.
Спустя некоторое время мою квартиру украсил своим присутствием и сам
художник. Неизбежная стыковка практичного бездельника с одаренным пройдохой
состоялась-таки. Жизнь с Николой не была для меня обременительной, так как
он не засиживался дома; когда он по ночам возвращался - ибо случалось, что
он возвращался, - то укладывался спать на кушетке в кухне.
Мы виделись главном образом по утрам, когда я заходил на кухню
побриться перед треснувшим зеркалом, висевшим над раковиной. Художник лежал
в неудобной позе, как небрежно брошенное тряпье, на короткой кушетке
помещалась лишь часть его длинного нескладного тела. Желто-зеленое его лицо
напоминало недозревший цитрусовый плод.
- Эх, если бы ты был настолько добр, чтобы привести меня в чувство, -
канючил он, едва шевеля потрескавшимися губами, не в силах продрать глаза.
Я обреченно вздыхал и спускался вниз, в погребок, взять две-три бутылки
лимонада у хозяина кофейни, македонца. Никола поднимал бутылку с газировкой,
цвет которой почти сливался с цветом его лица. Кадык на худой шее начинал
дергаться в такт с жадными глотками.
- Ух!.. Теперь я совсем другой человек!.. - бормотал он и тянулся к
следующей бутылке.
Что он стал совсем другим человеком, вполне определенно выяснялось из
того обстоятельства, что через полчаса, кое-как побрившись, он снова
отправлялся в вечную "Трявну". Иногда, в дни полного безволия, составлял ему
компанию и я. Если Никола все еще пребывал в состоянии тяжелого алкогольного
отравления, типичного после запоя, он шел в кабак, вяло шлепая сбитыми
туфлями неопределенного цвета. Если же опьянение было поверхностным,
художник поглядывал по сторонам и делал замечания:
- Взгляни-ка вон на ту развалину, торчит, как зуб старика...
Посмотришь, какая получится картина...
Или же:
- Обрати внимание на этот дом с балконом, там, на углу... Готовый
сюжет.
Он планировал создать серию софийских пейзажей:
- Но не таких, что можно увидеть на выставках: "Памятник Левскому"...
"Церковь св. Недели"... Все это вздор. Памятники и церкви годятся только для
почтовых открыток... Я тебе нарисую вот такие, чудовищно безобразные улицы.
Я буду писать скуку.