"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

туберкулезом или диабетом. В свое время один находчивый спекулянт даже издал
книгу "Гениальные сифилитики". Подобный опус можно состряпать в связи с
любой болезнью, взятой по алфавиту, ибо гении так же подвержены болезням,
как и простые смертные. Ну и что из этого следует?
И если все же кое-кто из отверженных в какие-либо моменты своей жизни
тянулся одновременно и с одинаковой страстью к чернильнице и к рюмке, то
лишь потому, что истощенный мозг отказывался работать без подстегивающей
дозы алкоголя. Этот факт не опровергает, а подтверждает реальное положение
вещей, подтверждает буднично, тривиально и грустно: спиртное ведет не к
прозрению, а к умственному оскудению по той простой, биологически
обусловленной, причине, что истребляет тысячи клеток мозга, которые уже
никогда не восстановятся. Все это именно так: до отвращения прозаично и до
отвращения верно.
Это вовсе не означает, что тот, кто пьет, уже находится на грани
слабоумия, а трезвенник - непременно кладезь премудрости. Вопрос, по какую
сторону барьера больше гениев или тупиц, - вопрос второстепенный. Беда в
том, что как раз люди, наделенные воображением, восприимчивостью и жаждой
красоты, зачастую заворожены миражами, возникающими на почве алкоголя, ибо
полагают, что он станет для них целительным бальзамом, средством,
будоражащим фантазию и дарующим избавление от мерзостей жизни.
Замбо был как раз из таких людей. Жизненно важные для любого
практичного молодого человека вопросы - диплом, карьера, будущность, его
совсем не занимали. Его занимали мировые вопросы. Волновали политические
события. Он состоял членом БОНСа,[1] много читал, писал рассказы, вел споры.
И пил. Все больше и больше. А когда пьешь все больше и больше, время,
которое ты отводишь на другие занятия, неизбежно урезывается. Еще одна
проклятая особенность спиртного: подпустишь его к себе, оно навалится, чтобы
завладеть тобой целиком, занять все твое время. И даже те немногие часы и
дни, какие оно великодушно тебе оставляет, предварительно выцежены им,
выцежены до последней капли жизненных соков. Мертвые часы и мертвые дни.
Такие дни наступают после перепоя - невыносимая головная боль,
беспричинный страх и чувство вины. Что же тут удивляться, если после
приступа черной меланхолии один из поднаторевших в этом деле собратьев
присоветует верное средство:
- Ну чего ты скис? Дерябни рюмашку. Клин клином вышибают.
И чем спасительнее тебе почудится эта рюмашка, тем вернее в ней будет
прятаться твоя погибель. Ибо, если после отравления алкоголем начнется и
лечение алкоголем, это означает, что адская машина пришла в движение.
Перпетуум мобиле наркотика. Вечный двигатель на спиртовом топливе или,
точнее, на топливе из твоих оскудевших жизненных соков. Вечный двигатель до
тех пор, пока есть что выцеживать, но не из бутылки, а из тебя.
Антон быстро добрался до фазы вечного двигателя. Посторонние интересы,
то бишь интересы, лежащие за пределами кабака, вскоре стали отпадать или же
деградировать до уровня бледного подобия первоисточника. Он бросил
университет, вышел из БОНСа, насовсем перебрался в "Трявну". Если он и читал
что-то, то читал здесь, на хмельную голову. Если писал, то писал здесь, с
половиной литра вина под рукой. Его рассказы, и без того несколько странные,
становились все более хаотичными, с биением постоянно прерывающейся или же
нервно подскакивающей на неровном булыжнике алогичных ассоциаций мысли.
Потом он перестал и писать. Стал довольствоваться разговорами. Но и