"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

И ко всеобщему удовольствию прочитал следующее четверостишие:

В неудачах виня буржуазию,
и целуя Европу в дерьер,
осторожно косятся на Азию
и дрожат перед СССР.

- Ну, это уж точно не Вертинский! - воспротивился Макарыч.
Но уверенные, что это именно его стихи, мы были счастливы, что, как и
надеялись, он оказался нашим человеком. Быть того не могло, чтобы такая
родственная душа вдруг оказалась не нашим человеком.
Однако по мере приближения к финалу вечеринки атмосфера неизбежно
становилась чуть-чуть разнузданней. Чтение стихов становилось все более
отрывочным, реплики - несвязными, и кто-то подхватывал марш компании,
клеймивший "эту мерзостную жизнь", марш, изобилующий цветистыми
ругательствами, чуждыми поэзии, не говоря уже об элементарных правилах
приличия.
Потому ли, что критическому осмыслению вопреки, так живуче в нас
сентиментальное любование своими молодыми летами, или же потому, что я так и
не обрел фанатизма новоиспеченного трезвенника, но, переносясь мысленным
взором в те давно отшумевшие вечера, я не испытываю никакого желания
выступать, да еще задним числом, в роли судьи тех пареньков; ведь я был с
ними, был таким, как они, ведь у меня, наверняка, было гораздо меньше, чем у
них, оправданий, почему я разбазаривал свое время по кабакам.
Сюда приходили юнцы-провинциалы, впервые ощутившие одиночество в чужом
и враждебном городе, приходили люди, бежавшие из своих нищенских квартир или
улизнувшие от сварливых домовладелиц, приходили и те, у кого вообще не было
своего угла, рассчитывая приткнуться хоть где-нибудь на один вечер. А у меня
была и тихая комната, и книги, я рос в совсем другой среде, и если я все же
попал сюда, в кабак, то лишь из чувства солидарности с тем или иным из
гимназических друзей, но главным образом под воздействием тяги к спиртному.
Одним из таких друзей был Антон, или, как все называли его, - Замбо. Он
был на целый год старше нас и еще в школе внушал нам уважение своим
вызывающим поведением: помятой фуражкой - наперекор правилам училищного
распорядка, расстегнутым воротничком - наперекор распорядку, и сигаретой,
прилипшей к губе, - это уж точно наперекор распорядку. Но особое восхищение
вызывали его реплики - короткие, хлесткие и меткие, напоминавшие
высказывания древних философов, с той лишь разницей, что древние вряд ли
злоупотребляли цинизмом в такой степени. К тому же он пил.
В то время в моде были журфиксы, как тогда называли праздничные
вечеринки на квартирах. А поскольку мы были и коммунистами, и литераторами,
журфиксы носили когда политический, когда артистический характер, с
неизбежными танцами, которые - по крайней мере для меня - были самой
отягчающей частью программы. И обычно как раз во время этой самой скучной
части в нашем благовоспитанном обществе внезапно появлялся Антон. Он
приходил всегда с опозданием и всегда в подпитии и, окинув пренебрежительным
взглядом танцующие парочки, рычал:
- Что это за слюнявое мещанство? А где вино?
Вина обычно не было. В то время считалось, что молодые коммунисты
должны быть трезвенниками, и даже мы, не трезвенники, позволяли себе грешить