"Богомил Райнов. Дорога в Санта-Крус" - читать интересную книгу автора

послышалось легкое покашливание - так теноры обычно прочищают горло, давая
знать, что сейчас последует ария.
- Хочу попросить тебя: дай мне что-нибудь для декламации... Но
что-нибудь этакое, понимаешь...
"Понимаю, такое, что поразит весь мир", - подумал про себя я.
- Видишь ли, всю жизнь я был в тени... Нет, я не жалуюсь, в этом тоже
есть свои положительные стороны. Чем больше ты в тени, тем меньше тебе
завидуют... Но если всю жизнь у тебя не было шанса сделать хоть что-то... Ты
ведь понимаешь?..
Чтобы показать, что мне все ясно, я взял со стола одно стихотворение и
протянул его Владо. Стихотворение было не мое, а Беранже. И хотя мой перевод
был далек от совершенства, старый актер пришел в восторг. Через неделю он
уже срывал с ним бешеные аплодисменты. Теперь не проходило и дня, чтобы
Владо не заглянул ко мне в кабинет и не осведомился, не перевел ли я еще
что-нибудь из Беранже. Визиты его стали столь частыми, а просьбы - столь
настойчивыми, что пришлось перевести еще одно стихотворение, потом третье,
четвертое, пока не набралось на целую книжку. Эта книжка ничем не обогатила
мое творчество, но стала благодатной почвой для творческой деятельности
Владо. Он поистине достиг виртуозности перевоплощения, и его невыразительное
гладкое лицо превращалось в арену страстей, которые, как мне казалось,
раньше были ему совершенно чужды. Он великолепно владел мимикой и
интонацией, необходимыми ему, чтобы изобразить карьериста, подхалима,
доносчика, хищника, скрягу и прочих подонков. Преображался он с такой
страстью, будто хотел отомстить тем, кто всю жизнь унижал и топтал его.
Разумеется, Владо был артистом старой школы и в погоне за
выразительностью иногда "переигрывал", но его немного старомодный стиль как
нельзя лучше соответствовал пафосу Беранже. Так на закате жизни
актер-неудачник смог порадоваться своей первой и последней нешумной славе.
Но это произошло позднее. А в то время, о котором идет речь, Владо был
всего лишь неудачником и безработным. Раз или два в неделю, тщательно
вычистив редингот, он отправлялся в Народный театр - вот уже много лет он
надеялся, что его примут туда на работу, если откроется вакансия. Но
вакансия все не появлялась, и после очередного похода артист возвращался на
кухню, повязывал поверх редингота фартук и садился чистить картошку. Чистка
картошки входила в обязанности домработницы, но Владо считал своим долгом
помогать по хозяйству и потому вносил свою лепту в поддержание чистоты. Он
протирал пол намотанной на длинную палку влажной тряпкой. Артист сам
придумал это приспособление, чтобы не испачкать свой черный редингот, с
которым не расставался.
Вне этих хозяйственных дел его присутствие в доме было почти незаметно.
Съежившись, стараясь занять как можно меньше места, он часами молча сидел в
углу, чтобы не напоминать о себе, и, даже когда его усаживали за общий стол,
всегда жался в уголок и держал тарелку на коленях. Привычку стоять в
стороне, не мешать, не попадаться лишний раз на глаза выработала у него
жизнь. Испытав в ней много разочарований, он инстинктивно старался избегать
толпы. Это было естественно в его положении, хотя, казалось бы, человек с
его профессией должен постоянно стремиться быть на виду, в центре внимания,
выделяться не только на сцене, но и в быту. В те годы многие артисты носили
большие широкополые шляпы, черные бабочки - вместо галстуков, в ресторане,
чтобы все заметили их присутствие, заказывали бутылку вина громогласно,