"Богомил Райнов. Инспектор и ночь" - читать интересную книгу автораправ: цианистый калий, воспоминание детства. Кроме того, вскрытие показало
систематическое злоупотребление спиртным. - Это известно и без вскрытия. - И еще одно, что, вероятно, тоже известно инспектору, для которого не существует никаких тайн: рак легкого. - Вот это уже что-то положительное. - Настолько положительное, что может послужить заключительной главой истории, - торжественно заканчивает Паганини и разваливается в кресле. - Ну, что ж, раз ты говоришь... - смотрю я на него рассеянно. - Не понимаю, чего тут еще думать. Человек узнал, что у него рак, и, чтобы избавиться от болей, взял да и глотнул цианистого калия. Такие случаи бывали. - Но ты забываешь про вторую рюмку. - Если она так тебя волнует, допей ее и поставь точку, вторая рюмка... Может, перед этим к нему зашел приятель, и они выпили вдвоем. - Человек, решивший покончить с жизнью, вряд ли станет распивать с приятелем, - говорю я не столько Паганини, сколько самому себе. В это мгновение судебный медик, осененный идеей-молнией, приподнимается со стула и победоносно произносит: - Слушай. Все ясно - приятель его был врач. Они выпили, и Маринов, задавая исподволь вопросы, узнал страшный диагноз. Потом, когда врач ушел к себе, больной, подавленный известием, глотнул цианистого калия. - Ты доведешь меня до нищенской сумы с твоими версиями, - отбиваюсь я устало. - И сядешь на мое место. - Очень мне нужно твое холодное место, - усмехается Паганини. - Дарю - Ты мне покажи лучше акт вскрытия, а версию пока попридержи. Нет! Погоди! Стой! Осененный в свою очередь идеей, я хватаю Паганини за плечо. - А откуда тебе, старому черту, известны все эти подробности? Уж не ты ли тот врач, который выпивал с Мариновым? Между тем, как говорится в протоколах, наступил конец рабочего дня. Я покидаю кабинет, но из этого отнюдь не следует делать поспешного заключения, что мой рабочий день закончился. Я и те, что вроде меня, исключение: работаем все равно, что сдельно. Пока убийца гуляет на свободе, об отдыхе нечего и думать. Шагаю по улице под дождем, охваченный ностальгией. Ностальгией по старому дому. Не родному, которого, кстати говоря, я не помню, а по дому Маринова. Когда я, наконец, вхожу во двор, сумерки уже сгустились. Ветер гнет ветки каштанов, но эти подробности пейзажа воспринимаются скорей на слух. Тускло светится лампа над подъездом. Катя с хозяйственной сумкой в руках чуть не сталкивается со мной в двери. - А, товарищ начальник! - восторженно восклицает женщина-водопад, словно мое появление у них - просто предел мечтаний. - А я вот в магазин собралась... - Идите, идите, не беспокойтесь. Мне надо только поговорить с вашей племянницей. Формальность... - И мне тоже сердце подсказывало, что вы зайдете; я ей говорю - не уходи, может, тебя товарищ начальник будет спрашивать, очень симпатичный человек, тот, который ведет расследование. Да где там - разве удержишь. Эти |
|
|