"Богомил Райнов. Инспектор и ночь" - читать интересную книгу автора

всепонимающим и совсем не хмурым, а просто по-человечески усталым. Вы
скажете, что улыбки могут лгать. Но не такие непроизвольные, неосознанные...
- Почему вы не сядете? - спрашивает врач, вешая на место полотенце.
- Я не вижу, на что здесь можно сесть, кроме гинекологического
кресла...
На худом, усталом лице снова появляется тень улыбки.
- Ну, почему в гинекологическое кресло?.. Садитесь за мой стол.
Я не отказываюсь. После часа скитаний в холодном тумане, под дождем,
это свыше моих сил. Я располагаюсь в кресле и, чтобы придать себе
добродушный вид, сдвигаю шляпу на затылок. Колев садится на краешек стола и
предлагает мне сигареты.
- Возьмите мои, - отвечаю я. - Чтобы вас не упрекнули подкупе.
- В таком случае ваши действия могут быть истолкованы, как нажим, -
парирует он, но берет.
Мы понимаем с ним друг друга. Жаль только, что люди, с которыми мы друг
друга понимаем, обычно бывают меньше всех осведомлены об обстоятельствах
убийства.
- Речь идет о Маринове, - начинаю я. - Его нашли сегодня утром мертвым.
Врач какую-то долю секунды размышляет над моими словами. И решает
играть в открытую.
- Я уже знаю.
- От кого?
- Это очень важно - от кого? - спрашивает он, но надо понимать: "Так-то
ты мне платишь за искренность?"
- Может, важно, а может быть, и нет.
- Мне сообщила Баева.
- А почему вам? И почему именно она?
- Мне, потому что я ее врач. Именно она - потому что именно она моя
единственная пациентка в доме.
- Вы хотите мне дать понять, что Маринов не был вашим пациентом?
- Учитывая мою специальность...
- Врач может давать советы не только по своей специальности.
- О, если вы имеете в виду такие пустяки, как грипп или ангина, то
Маринов действительно забегал ко мне. Врач обязан помогать каждому.
- Прекрасный принцип.
- Плевал я на принципы, - неожиданно взрывается Колев. - Плевал, когда
речь идет о людях такого сорта, как Маринов.
- Плюете? А как же правила гигиены? "Не плевать", "Не сорить" и т. д.
Не мне бы вам напоминать...
- Значит, по-вашему, во имя принципа надо было оказывать услуги и
Маринову? - сердито вскидывает брови врач, жуя кончик сигареты.
- Конечно, - без колебаний отвечаю я.
- А вы знаете, о чем просил меня Маринов?
- Надеюсь, вы мне скажете.
- Об абортах. Абортах его приятельницам. Значит, плевать запрещено, а
делать аборты - нет?
Колев улыбается - на этот раз не очень приветливо - и в сердцах мнет в
пепельнице окурок.
- Простите, не знал, - извиняюсь я. - А сам он болел чем-нибудь
серьезным?