"Феликс Рахлин. Грудь четвертого человека " - читать интересную книгу автора

"форсировать", военрук был вынужден строй распустить. Пока наш
командир, оскальзываясь на дерне, которым выложены крутые склоны оврага,
спускался вниз, а потом опять карабкался наверх, мы, проделав это,
естественно, гораздо быстрее, с высоты положения принялись обстреливать его
комьями земли. С криками "Отставить!" белняга, наконец, добрался на
четвереньках до позиций своего
"противника", но искать виновников не стал: предстояло все же выполнить
указание директора и притащить учебники в школу. Поэтому он, гневаясь на
нас, лишь беззвучно шевелил губами, проговаривая в уме, но вслух не
произнося (все-таки учителю не положено!) самые крепкие солдатские
выражения, а многие из нас громко и с удовольствием считывали их с его губ.
Малахольного Мыльника сменил подтянутый, аккуратный Виктор
Власович Корнилов - бравый офицер, партизанивший в Белоруссии, откуда и
сам был родом. Говорил он с отчетливым белорусским акцентом, и мы составили
из его характерных словечек такую фразу
(здесь и далее ударения помечаю, по техническим причтинам, не
надстрочным значком, а прописными ударными гласными):
- БирОм вирОвку, мотаем вокруг бирОзы и тянем метров на шЕстьдесят!

Военруком и учителем физкультуры Корнилов был у нас недолго: окончив
заочный филфак, начал преподавать в других классах русский язык. А потом и
вовсе пошел на повышение: стал инструктором обкома партии. К нам военруком
пришел Иван Кузьмич Леонов - боевой офицер, не шибко грамотный, но трезвый,
по-житейски умный и хозяйственный.
Однако и ему невзначай досталось. В восьмом классе Толя Коршак,
плотный, плечистый переросток, гонялся за кем-то на перемене, а потом внутри
класса притаился у двери с шапкой или тряпкой в руке, чтобы ею огреть
беглеца. Но тут прозвенел звонок, и в класс вошел
(на свой урок военного дела) наш Кузьмич. Ему и досталось по
"кумполу". Удержаться от хохота было невозможно. И мудрый военрук
хохотал вместе с нами.
Но он все-таки был исключением. Следующий - и последний - из наших
школьных военспецов вновь оказался с приветом. Знакомясь с нами,
отрекомендовался:
- Василий Иванович.
На том бы и остановиться. Но, подмигнув, он добавил:
- Как Чапаев!
В результате его фамилию не помнит никто. Всех других перечисляем
свободно: Геллер, Мыльник, Корнилов, Леонов. А этого так и зовем:
"Чапай".
Чему они нас все-таки научили, так это основам строя. Особенно -
искусству равнения. Ежегодно у нас на просторной площади
Дзержинского проходили общегородские школьные строевые смотры. И
женские школы тоже являлись. Ведь и у них были уроки военного дела.

Придумав для этой повести название, решил проверить: а всем ли бывшим
советским оно понятно? Спросил у жены:
- Повесть будет называться "Грудь четвертого человека". О чем она?
- Конечно, об армии, о военной службе, - сказала жена уверенно. А вот я
задумался: ведь в строю женщин грудь первой же соседки может заслонить всю