"Николай Раевский. Дневник галлиполийца" - читать интересную книгу автора

хотя и было радостно видеть, "как здесь, в Галлиполи, даже офицеры и
солдаты, казалось бы, насквозь пропитанные кровью и грабежами, морально
оживают. С другой стороны, среди интеллигентных людей заметен подъем
религиозного чувства". Как же бесчеловечна была сама атмосфера гражданской
войны, если элементарные проявления гуманизма находят в душе вчерашнего
офицера моментальный отклик, почти умиляют. И в то же время он не может не
признать, что как бы ни был отвратителен сам по себе белый террор (равно как
и красный), но его все равно было не избежать. Таков основной закон
братоубийственных войн - жестокость порождает жестокость.
В записках Н.Раевского много точно подмеченных психологических
наблюдений, и это придает им весомую убедительность.
"Смотрю внимательно на этого полумальчика и вижу у него на лице ту же
печать, что наложила на многих игра со смертью. Трудно сказать, в чем она,
собственно, заключается, но воевавшего - хоть недолго - всегда можно
отличить от не бывавшего на фронте".
Раевский выступает в своих произведениях как выразитель взглядов
"среднего офицерства". И хотя организованная им в Галлиполи "Устная газета"
и вызывала в его адрес обвинения в приверженности к "социалистам", он на
деле и по убеждениям был последовательным антибольшевиком. Средний офицер,
по его мнению, - главное действующее лицо в политической борьбе.
Каковы же были основные мотивы и цели этой борьбы? Долгие годы
советская официальная пропаганда утверждала, что Белая Армия боролась за
возвращение самодержавия и была спасительницей русской монархии. Откровения
лидеров белого движения свидетельствуют об обратном. "Боже царя храни"
провозглашали только отдельные тупицы, - вспоминал генерал-лейтенант
Слащев-Крымский, - а масса Добровольческой армии надеялась на "учредилку",
избранную по "четыреххвостке", так что, по-видимому, эсеровский элемент
преобладал". В сохранившихся тезисах выступления Н.Раевского на одном из
сеансов "Устной газеты", организованной, как мы говорили, по его инициативе
в Галлиполи, проводится та же мысль: "Я считаю, как и многие, что
вооруженная борьба с большевиками была бы изначально безнадежной, если бы
она велась во имя реставрации. Поэтому я привел ряд заявлений белых вождей,
сводившихся к тому, что нашей целью было и остается не воскрешение старого,
а творчество нового. Ту же мысль я много раз повторял и в других прочитанных
в Галлиполи докладах".
Раевский и его сослуживцы не теряли веру в победу "белой революции", их
твердым убеждением было, что через два-три года большевистский режим рухнет,
а пока нужно вырабатывать идеологию общего антибольшевистского фронта,
постепенно объединяющегося вокруг генерала Врангеля.
В подобной политической атмосфере, делает неожиданный вывод Н.Раевский,
генерал Врангель мог бы стать русским Бонапартом. Его охотно поддержала бы
основная солдатская масса, ушедшая с ним в эмиграцию, у которой симпатия к
генералу строилась на главном - убеждении, что "Врангель землю помещикам не
вернет". Раевский не без удовольствия отмечает, что даже в изгнании
популярность Врангеля не только не падает, но, пожалуй, даже растет.
Поэтому необходимо было, не теряя времени, действовать. Капитан
Раевский предложил командованию создать систему политического просвещения
солдат и офицеров, отсутствие которой было одной из причин разложения
Добровольческой армии и в конечном итоге обусловило ее поражение. Необходимо
было изо дня в день выковывать новое духовное оружие. В условиях, когда