"Николай Раевский. Дневник галлиполийца" - читать интересную книгу автора

не смутить эмигрантских издателей. Эта правда вступала в противоречие с
генеральскими (Деникина, Алексеева, Туркула и т.д.) мемуарами. Это была
окопная правда, снимавшая благородный ореол с гражданской войны, с белого
движения, показывающая истинное его лицо, истинное лицо всякой
братоубийственной бойни... Никак не укладывалось все это в привычное клише
белогвардейской литературы и мемуаристики.
"Я делал свои записи нередко под огнем, и в них была свежесть только
что пережитых событий", - вспоминал уже в эмиграции Николай Алексеевич.
И еще одно отличие хотелось бы отметить. Как правило, в воспоминаниях
офицеров Белой Армии в основном анализировались военные неудачи, причины
поражения, Раевский же в своих книгах делает акцент на анализе политических
просчетов. По его твердому убеждению, большевизм смог стать хорошо
организованной силой во многом благодаря четко выраженной и доведенной до
масс системе идей, чего не было у белого движения. Кстати, еще в 1921 году
он провидчески отмечает зарождающийся в Италии фашизм как один из возможных
оплотов борьбы с большевизмом. Но пока же единственной реальной силой в этой
борьбе ему представляется русская армия, вооруженная не только боевым, но и
духовным оружием. Дневники, которые вел Н.Раевский в Галлиполи, Болгарии,
Чехословакии, постоянно поднимают эту тему. Анализируя свой пятилетний
боевой опыт, двадцатисемилетний капитан с горечью осознает его как путь
невосполнимых потерь, зачастую бессмысленных жертв. Самая страшная из них -
потеря Родины, что означало для него стать человеком без настоящего и уж тем
более - без будущего. Вот с этим он никак не может смириться, а потому
мучительно ищет выход, который возможен только как выход вместе со всеми,
как общий выход - его политизированное сознание иного подсказать не может.
Галлиполи стало своеобразной передышкой и для Николая Раевского, и для
белого движения вообще. Появилась возможность осмыслить и попытаться понять
пережитое.
Как пелось тогда в популярной шуточной песенке, сочиненной кем-то из
офицеров:
На курорт поневоле
Я попал в Галлиполи,
Ничего где на город
похожего нет.
На такой-то курорт
Нас забросил сам черт,
И не знаем, когда сможем
выбраться мы...
С приходом армии Врангеля в этом провинциальном турецко-греческом
захолустье закипела жизнь. В считанные недели были полностью расквартированы
части, организованы гимназии и военные училища, открылись театры, стали
издаваться газеты.
По свидетельству И.Лукаша, из 30000 стоявших в Галлиполи ушли "в
беженцы" только три тысячи. И это несмотря на то, что был приказ о свободном
уходе из армии, несмотря на жесткую дисциплину и полуголодное существование.
Места, воспетые Гомером, постоянно напоминали капитану Раевскому о его
гимназическом увлечении античной поэзией и несколько отвлекали от
галлиполийской прозы. Впоследствии впечатления от этих мест помогут ему в
минусинской ссылке, когда он засядет за роман о древнегреческом поэте
Феокрите. Ну а пока, судя по дневнику, ему было не до Гомера и Феокрита,