"Ирина Радунская. Джунгли (Повесть) " - читать интересную книгу автора

толстый журнал, я подошла к окну. Оно выходило в обширный сад.
Превосходный газон кое-где оживлялся цветами. По газону гуляли люди в
желтых и голубых пижамах. Двое играли в мяч.
- Выздоравливающие, - услышала я возле себя голос Кранца. - За
последнее время мы достигли больших успехов.
- Голубые практически здоровы, - пояснил он. - Мы наблюдаем за ними и
проводим контрольные исследования.
В это время на стенде снова зазвучал зуммер и зажглась красная
лампочка. Через несколько секунд рядом с ней загорелась желтая, и зуммер
умолк.
Кранц поспешно взял меня за руку и, распахнув дверь в свой кабинет,
буквально втолкнул меня туда. Плотно прикрыв дверь, продолжал говорить,
обращаясь главным образом ко мне:
- Надо вам сказать, что психические расстройства - коварная штука.
Они так многообразны, что диагноз их граничит с искусством. Многообразны и
причины, их вызывающие. Только немногие являются следствием необратимых
поражений мозга. Большинство связано не с органическими нарушениями, а
лишь с расстройством функций части мозга. Эти заболевания излечимы, во
всяком случае, их нельзя считать неизлечимыми.
Он подошел к письменному столу и умолк. Мне показалось, что он вышел
из комнаты, мысли его были далеко. Не продолжал ли он спор с Менде?
- Гм, - кашлянул отец, и этот звук словно включил Кранца. Не знаю,
как мысли, но голос его, во всяком случае, вернулся к нам.
- Механизм мышления, - продолжал он, - далеко не изучен. Никому не
известны тайны процессов познавания и запоминания. Но мы можем строить
модели и сравнивать их действие с поведением здоровых и больных людей.
Больной очень похож на машину с испорченным механизмом стабилизации.
Нормальный режим не соблюдается. Машина идет вразнос или останавливается.
У больных это ведет к острым психозам или глубокой депрессии. Наше дело в
этих случаях - восстановить регуляторный механизм, оборвать
самовозбуждающуюся систему навязчивого бреда или притупить непомерную
остроту восприятий, от которой мозг защищается глухой стеной катостении.
Для этого мы... Мы думаем предпринять... Э-э, мы...
Вначале Кранц обращался только ко мне, потом говорил как бы в
безвоздушном пространстве, но теперь, когда его слова по-настоящему стали
мне интересны - это уже касалось непосредственных методов лечения, - он
стал как бы заикаться и часто вопросительно взглядывать на отца.
- Спасибо, Кранц, - поднялся отец. - Мисс Бронкс только вчера
прибыла, и я хочу пока ознакомить ее с нашей работой в общих чертах.
Домой возвращались в полном молчании. Мне показалось, отец не хочет
слышать никаких вопросов. На обратном пути он сел рядом с шофером и о
чем-то сосредоточенно думал. Я чувствовала, что думает он обо мне, и это
меня угнетало. В зеркальце перед водителем я ловила его быстрые, колючие
взгляды.
Что все это значит? Я должна была чувствовать себя дома. Ведь у меня
никогда не было семьи, а сейчас я с отцом. Здесь все прекрасно. Впереди
интересная работа.
Но почему же мне так не по себе? Почему так угрюм шофер? За все время
наших поездок он не произнес ни слова. Я ни разу не видела его глаз. И
этот Кранц - как он неприятен! И Менде холоден, как уж.