"А.А.Радугин. Хрестоматия по философии (учебное пособие) " - читать интересную книгу автора

как это делает обычный язык с предметами обыденной жизни, как механические
искусства обращаются с полезными предметами. Поэтому философия должна
создать собственный язык из обоих других. Но, как и сама философия, он
находится в вечном устремлении, и подобно тому как не существует еще
одной-единственной философии, не существует еще и одного-единственного
философского языка, но каждый философ имеет свой собственный.
Следовательно, философский язык вообще очень изменчив, вполне
своеобразен, весьма труден, понятен только для самого философа. Это
своеобразие и отличие его от других языков, делающие его трудными для
понимания, в чем философов часто упрекает обычный человек, и составляют
достоинство философского языка. Ибо форма должна соответствовать своей
материи. Философская же материя умозрения пригодна не для всех, а только для
немногих людей, и лишь немногие могут понимать ее. Нужно философствовать
самому, если хочешь понять язык философии, тогда как для понимания
поэтического языка нужно обладать лишь обычными, естественными способностями
и некоторым развитием.
...Поэзия вообще очень понятна, и по той особой причине, что поэзия
имея дело, как и философия, с высшим, бесконечным, гораздо более естественна
для человека, чем последняя. В поэтическом искусстве прекрасное,
божественное, бесконечное не определено, а только намечено. Оно позволяет
только предчувствовать его, подобно тому как и человек скорее угадывает, чем
знает высшее, божественное, больше намекает на него, чем объясняет его,
заключая в определенные формулы, как это все же стремится сделать философия,
пытающаяся рассматривать бесконечное с той же точностью и целесообразностью,
что и вещи, окружающие человека в обыденной жизни. Однако это более далеко
от первоначальных естественных побуждений, нежели поэзия, это искусственное
(23) состояние, плод высшего напряжения. Поэтому и философия витает
посредине между поэзией и обычной практической жизнью. Здесь нет никакой
связи с бесконечным, все слишком ограниченно и определенно, там же все
слишком неопределенно. У нее общий предмет с поэзией, общий подход с
обыденной жизнью; возникновение философской формы можно вывести из обеих.
Исходя из всего этого, в качестве необходимого условия понимания
какого-либо философского языка нужно, во-первых, философствовать самому, а
во-вторых, вполне изучить язык каждой философии, в-третьих, для этого
необходимо множество ученых познаний; в-четвертых, чтобы верно и непартийно
судить о целом, нужно очень точно ознакомиться с принципами и мнениями
каждого философа, собственно написать историю духа каждой философии в его
развитии, происхождении, формировании его идей и мнений и конечном
результате или, если такового нет, указать причину этого и исследовать ее.
Это предполагает, правда, обладание всей полнотой произведений, в которых
изложена система философии. Нужно обозреть ее во всем ее объеме, ибо
философия понятна только в целом. Система, в которой недостает хотя бы одной
части, имеет почти столь же малую ценность для историка, как и просто
фрагмент из всей системы.
Шлегель Ф. История европейской литературы // Эстетика. Философия.
Критика. Т. 2. - М., 1983. - С. 88-90.


В. С. СОЛОВЬЕВ