"Егор Радов. Дневник клона" - читать интересную книгу автора

полета, наступает влажная сушь и дует ветер, убаюкивающий меня, - я все так
же продолжаю жевать, упиваясь, наслаждаясь своим жеванием и вкусом моей
лучшей в мире еды, которой так много вокруг.
И ничего не может измениться, поскольку все замерло и застыло в этом
самом лучшем моем мире; и блаженная вечность обволакивает меня своим мягким
теплом в тот самый миг, когда я забываю время.
Иногда я передвигаюсь к центру древа жизни и встречаюсь со своим
народом - лучшим из всех, и мы вежливо и дружелюбно здороваемся, почти
целуемся и обнимаемся, не в силах скрыть радостных чувств, а потом висим все
вместе, стараясь максимально сблизиться и ощутить свое вечное единство; все
жуют, и я жую, и мы превращаемся в истинное жующее и висящее совершенство,
созданное из самих себя, и внутренний свет нашего древа согревает наши души
и озаряет наш соборный дух. Мир совершенен, и мой народ - тем более. И мы
так любим друг друга.
Сегодня я висел и жевал, пребывая в раю этих самых лучших в мире
занятий, как вдруг все вокруг потемнело и начался страшный ливень с диким
ветром, раскачивающим меня туда-сюда со страшной силой. Я все равно жевал,
но этот дьявольский ураган был так кошмарен, что иногда целыми пачками
стрясывал своим резким порывом листья с ветки прямо буквально у моих губ,
когда они нежно хотели их сорвать. Это было достаточно неприятно и
неожиданно. Тут вдруг небо - обычно столь дружелюбное и голубое -
испещрилось молниеносными разрядами изломанных мгновенных ярких вспышек,
одна из которых угодило в соседнее древо. Раздался треск; святую листву
обуял огонь. Я впал в какое-то оцепенение и пришел в себя, когда все
закончилось, и вновь воссияло солнце, и наступила влажная тихая сушь. Я
обернулся на соседнее древо - оно было обугленным и страшным; редкие
листочки трепетали под мягким ветерком. Мне стало страшно - впервые в жизни.
Значит, наш мир не так совершенен, как я представлял? Что было бы, если
бы ужасная вспышка попала в наше древо жизни?...
Я подумал какое-то время, а потом внезапно понял, что этого никогда не
могло бы случиться. Ибо я рожден для счастья и пребываю в счастье, а судьба
других вещей - их личное дело, их личная судьба. Я все-таки переволновался,
но успокоенный и приободренный своим выводом после пережитого, я пожевал еще
листьев, которые показались мне особенно вкусны, и погрузился в долгий
сладостный сон.

Запись вторая. Сон.

Наступает тьма, обхватывающая меня со всех сторон, давящая,
неотвратимая, чужая. Я готов вскрикнуть, но не могу раскрыть рта, хочу
уцепиться хоть за что-то и стряхнуть эту темень с себя, расправив плечи,
точно бабочка - крылья, но тьма неуязвима, она сжимает меня в комок, в
сгусток, в точку. И тут же - словно выплевывает меня из самого себя, и я
уношусь ввысь, как всегда, обращенный лицом вверх.
Я лечу и лечу, набирая такую скорость, что скоро перестаю чувствовать
свои очертания. Я словно состою из воздуха, или вообще ни из чего не состою.
Где я? Что со мной произошло и происходит? Кто я вообще такой?...
Я влетаю в границу темного неба и вылетаю за его предел - дальше,
дальше, дальше. Разве может быть что-то дальше? Разве может быть что-то еще?
Разве что-то может быть?...