ПРИКЛЮЧЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ, из которого читатель поймёт, что в иных случаях даже грозный Ифрит бывает бессилен

Наступил новый день, и вновь, как вчера или позавчера, согнувшиеся под тяжестью камней узники с трудом поднимались по лесам, окружившим чудо-дворец визиря. Скорбно смотрела из своего заделанного крепкой решёткой окна юная принцесса. Теперь вместе с другими узниками по шатким доскам, согнувшись под тяжестью груза, брёл Ибрагим...

В комнату принцессы вошёл визирь. Принцесса слышала ненавистные шаги, но даже головы не повернула. Визирь задержался у окна, смотрел со злорадной улыбкой на изнурённых людей.

Впереди Ибрагима, едва переступая от усталости, шёл тяжело нагруженный юноша — это был Ганифа. Вот он покачнулся, камни на спине потянули его в сторону. Ганифа отчаянно замахал руками... Не подоспей Ибрагим, Ганифа неминуемо сорвался бы вниз. Сильные руки Ибрагима удержали несчастного, и лишь камни, с грохотом ударяясь о доски, покатились вниз. Ибрагим помог ослабевшему Ганифе прислониться к стене, но в эту минуту тяжёлая плеть надсмотрщика обрушилась на обоих.

— Работать! Работать! — орал надсмотрщик, подкрепляя слова свои ударами плети.

Визирь, посмеиваясь, наблюдал за происходившим.

— Не хочешь ли посмотреть на своего Ибрагима? — ехидно спросил он у принцессы, которая сидела, отвернувшись, в глубине комнаты. — Иди полюбуйся. И этот жалкий раб хотел помешать моей свадьбе!

— И помешает. Я знаю, он спасёт меня, — ответила принцесса, не поднимая головы.

— О да, спасёт! Если сам уцелеет, — ответил визирь. — Подойди же, полюбуйся на своего спасителя.

— Ты смеёшься над ним? — Нурджахан гневно и гордо подняла голову, и глаза её расширились от изумления.

Безбородое морщинистое лицо визиря стало ещё более страшным, чем всегда. Теперь в нём проявились особенно ясно и злобный нрав, и высокомерие, и коварство.

— Где же борода твоя, о визирь? — воскликнула принцесса. — Я вижу, тебя напугали насмешки Ибрагима.

— Это меня напугали? — злобно переспросил визирь, схватил принцессу за руку и грубо поднял с места.

— Да, напугали! — Принцесса с отвращением выдернула руку. — Ты боишься его даже пленного! Такова судьба ваша, коварных и трусливых существ. Чем выше вы забираетесь, тем вам страшнее...

— Ах, вот ты как заговорила! Не он ли обучил тебя подобным речам? Так знай же, я проучу вас обоих гораздо раньше, чем ты думаешь.

Визирь надменно вскинул подбородок и надел на дрожавший от волнения палец волшебное кольцо Сулеймана. В комнате появился Ифрит.

— Слушаю твоих повелений, господин мой.

Визирь указал пальцем на мрачные стены недостроенного дворца:

— Именем Сулеймана ибн Давуда повелеваю немедля закончить эту царственную постройку!

— Будет исполнено, о господин!

Ифрит крадущимися шагами подошёл к окну, устремил раскалённые, будто угли, глаза на недостроенные стены и начал дуть на них. Щёки его то надувались, как бычьи пузыри, то опадали. С тёмной громады сперва исчезли работавшие люди, потом леса. Обтёсанные глыбы одна за другой опускались на стены. Со всех сторон сами по себе слетались оконные и дверные рамы, готовые потолки, купола... И вот уже перед глазами визиря предстал законченным громадный, но мрачный дворец, удивительно напоминавший о злобном и угрюмом нраве своего будущего владельца.

Визирь снял с пальца перстень, позволив Ифриту исчезнуть, а сам некоторое время со свирепым торжеством любовался дворцом. Наконец он подошёл к Нурджахан и властно объявил:

— Завтра состоится наша свадьба.

Скрестив руки на груди, он наблюдал, какое впечатление произведут слова его на принцессу, но девушка с презрением отвернулась. Визирь ожидал слёз, криков, мольбы, только не этого спокойного презрения. И он сам взмолился, потеряв всю свою торжественность:

— Первой шахиней мира тебя сделаю. Богатства всей страны будут у твоих ног... Осыплю тебя сказочными драгоценностями. Украшения супруги царя Сулеймана станут твоими...

— Сначала найди их, — насмешливо отозвалась принцесса.

— О, если только этого ты хочешь, то их долго искать не придётся! — И визирь снова надел на палец волшебный перстень.

Появившийся в комнате Ифрит низко склонился перед визирем. Вся фигура его выражала безмолвный вопрос.

— Именем Сулеймана мудрого повелеваю тебе перенести в мою казну сокровища, найденные Ибрагимом. А к ногам принцессы ты положишь украшения любимой жены Сулеймана.

Но это приказание неожиданно повергло Ифрита в трепет. Его тёмное, как сажа, лицо побелело, волосы поднялись дыбом. Весь съёжившись, он рухнул к ногам визиря:

— О господин мой! Горы могу нагромоздить одну на другую, могучие реки заставлю повернуть вспять. Могу отнять у вселенной солнце и окутать её вечным мраком! Но касаться сокровищ повелителя духов Сулеймана ибн Давуда я не властен. Нет, не властен! — пронзительно кричал Ифрит, сжавшийся в жалкий, маленький комочек. Комочек этот с каждым мгновением уменьшался и наконец исчез, будто устыдившись полной своей беспомощности.

Визирь, потрясённый отказом Ифрита выполнить повеление, озадаченно смотрел на то место, где только что стояло удивительное существо. Смех принцессы заставил его вздрогнуть.

— Где же твои сокровища, о всесильный? — насмешливо спрашивала Нурджахан. — Видно, не только над чужими сердцами ты не властен. Смотри же, берегись...

— Рано смеёшься! — сердито сказал визирь. — Ибрагим сам покажет мне дорогу к сокровищам.

И он вышел из комнаты принцессы с недоброй улыбкой на тёмном безбородом лице.

Не заходя к себе, визирь направился в мрачный каменный зиндан, подземелье, где годами томились несчастные узники и откуда большинству людей был лишь один выход — в могилу. Неведомый и невидимый аллах был, похоже, тайным союзником визиря, ибо никому ещё не помог выбраться живым из сырого, погружённого в полутьму зин-дана.

Тут, среди влажных тесных стен, на которых висели устрашающие орудия пытки, лежал на полу в беспамятстве измученный Ибрагим. Два мускулистых, обнажённых по пояс палача окатили его ушатом холодной воды, а когда он приоткрыл глаза, швырнули к ногам визиря.

— Что с тобой, мой друг? — спросил визирь елейным голосом. — Мерзавцы, как вы посмели мучить этого человека! — воскликнул он, обращаясь к растерянным палачам.

Ибрагим наблюдал за визирем с удивлением. Он понимал, что жестокий властелин замыслил новые козни, и готовился дать ему отпор. Может быть, тот сейчас попросит, чтобы Ибрагим навсегда отказался от прекрасной принцессы? Нет, этого не будет. Одна лишь Нурджахан могла бы приказать такое Ибрагиму...

Визирь же прохаживался в задумчивости среди орудий пыток и размышлял, что лучше: уговорить Ибрагима отдать ему, визирю, клад либо под пытками принудить. Визирь искоса глянул на лежавшего Ибрагима и решил вначале вести разговор так, как начал.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он тем же елейным голосом. — Тебе нужен свежий воздух, хорошая еда, иначе ты совсем ослабеешь. И ещё я хотел сказать: к чему тебе, простому парню, сокровища Сулеймана? Что ты с ними станешь делать?

Ибрагим усмехнулся — теперь он понял, чего хочет от него визирь!

— В самом деле, зачем тебе такие богатства? — продолжал тот. — Укажи мне, где спрятан клад Сулеймана, и я тотчас отпущу тебя на свободу.

Ибрагим не ответил.

— Я могу сделать тебя самым именитым человеком в государстве.

Ибрагим молчал.

— Хорошо, я отдаю тебе половину сокровищ, но о принцессе Нурджахан забудь.

При этих словах визиря Ибрагим вздрогнул, точно его огрели хлыстом. Он с усилием поднял голову, жестами показал палачам, что просит поднять его на ноги. Палачи подхватили его. Ибрагим рванулся вперёд и плюнул визирю прямо в лицо.

— Бейте его! — закричал визирь, прикрыв лицо руками. — Бейте, пытайте! Я приказываю!

...Низкое каменное подземелье было полно узников. Отсюда теперь каждый день уводили Ибрагима в страшную комнату пыток. Однажды в полночь с лязгом отворилась массивная железная дверь и два палача грубо столкнули вниз по ступеням Ибрагима. Несколько узников вовремя подхватили юношу, не дали ему удариться головой о каменные плиты. Палачи ушли. Узники заботливо уложили бесчувственного юношу на солому, подсунули под голову тряпьё.

Ибрагим лежал безмолвно и неподвижно, его мокрое лицо с прилипшими ко лбу волосами было бледно, как воск.

— Третий раз бедняга возвращается едва живой, — сказал Ганифа, с состраданием вглядываясь в лицо Ибрагима. — Но сегодня они его совсем истерзали. Ещё один такой допрос, и мы больше не увидим нашего Ибрагима...

Узники заговорили, перебивая друг друга, и каждый вспоминал что-нибудь хорошее про Ибрагима. Главное — все помнили тот сказочный день, когда Ибрагим появился неведомо откуда у решётчатого окошка зиндана с целым подносом всякой снеди. Единственный раз узники смогли тут поесть досыта. И этот жизнерадостный, полный доброты и сочувствия к людям юноша на их глазах погибал от жестокости визиря.

Ганифа достал из угла кувшин с водой, поднёс к губам Ибрагима.

— Спасибо, друг, — отпив несколько глотков, слабым голосом произнёс Ибрагим.

— Чего требует от тебя этот изверг? — вмешался длиннолицый узник.

Ибрагим удивлённо покосился на него: этого человека он видел впервые.

— Удивляюсь, брат, как ты можешь выносить такие пытки? — после недолгого молчания вновь заговорил длиннолицый.

— Что бы он со мной ни делал, развязать мне язык он не сумеет, — прикрыв глаза, произнёс Ибрагим.

— Иногда благоразумие подсказывает другое: во всём признаться, избавиться от мук да ещё вырвать кое-что себе в награду. Это умнее, чем бессмысленное упорство. Я вовсе не хочу тебя учить, но... Да что ты такое знаешь, что к тебе так привязались?

Ганифа давно уже делал длиннолицему знаки, чтобы он оставил Ибрагима в покое, но тот тянул своё:

— Поведай нам, облегчи душу, а мы тебе постараемся дать добрый совет. Ведь я старше тебя, больше повидал на своём веку...

— И выбрал благоразумие? — Ибрагим приподнялся на локте, испытующе посмотрел в глаза длиннолицему.

Длиннолицый невольно умолк, растерялся под этим пытливым взглядом.

— Так что же ты мне посоветуешь и что подсказывает твой опыт? — Ибрагим сурово сдвинул брови.

— Нет, нет, я ничего, — забормотал длиннолицый. — Просто сердце не выдерживает смотреть на твои муки... Кровью обливается...

Ибрагим опустил голову, снова закрыл глаза.

Когда в темнице, освещенной коптящим пламенем светильника, все уснули, Ибрагим поднял голову, внимательно посмотрел по сторонам. Он осторожно вытащил из-под соломы, на которой лежал, крохотный узелок — так, ненужную тряпочку — и спрятал в расщелине каменной стены. Расщелину Ибрагим заделал плоским камешком — их немало валялось на полу — и снова прилёг. Через несколько минут дыхание его стало мерным и глубоким, как у крепко уснувшего человека.

Из другого конца темницы к Ибрагиму бесшумно подполз длиннолицый. Вынув спрятанный под рубахой кинжал, он выковырнул плоский камешек, достал узелок, запрятанный Ибрагимом. Он даже не заметил, что Ибрагим открыл глаза и спокойно наблюдает за ним. Длиннолицый поставил камешек на место и пополз обратно...