"Эллери Квин. Чудо десяти дней" - читать интересную книгу автора

напоминал старую косточку от авокадо. Вдоль переносицы тянулся алый шрам.
Левая сторона нижней губы распухла, словно кусок вздувшейся жевательной
резинки. А левое ухо карикатурно окрасилось в пурпурный цвет.
Он с кем-то дрался?
Или не дрался?
А его крепко отдубасили.
А может быть, победа осталась за ним?
Или, вернее, он победил в схватке, но при этом его крепко отдубасили?
Он приложил трясущиеся руки к здоровому глазу и уставился на них.
Костяшки пальцев на обеих руках были исцарапаны, изранены и распухли, став
чуть ли не вдвое больше. По его светлым волосам текла кровь, и они поднялись
дыбом, как накрашенные тушью ресницы.
"Но это моя собственная кровь".
Он повернул руки ладонями вверх и почувствовал облегчение, словно его с
головы до пят окатили чистой водой. На ладонях крови не было.
"Возможно, я никого не убивал", - радостно подумал он.
Но его радость мгновенно улетучилась. Ведь была и другая кровь - на
пиджаке и рубашке. Может быть, это не его кровь. Может быть, она чья-то еще.
Может быть, теперь все обошлось. Может быть!..
"В конце концов я рехнусь от сомнений, - решил он. - И если не выброшу
эти мысли из головы, то, клянусь богом, они меня доконают".
А руки болели.
Говард неторопливо обшарил карманы. У него было с собой больше двухсот
долларов, и они исчезли. Открытие не вызвало у него особых чувств. Он не
надеялся что-либо найти и не был разочарован. Его деньги пропали. А вместе с
ними карманные часы с миниатюрным золотым скульптурным молотком. Отец
подарил ему их в тот год, когда Говард отправился во Францию. И золотая
ручка, подаренная Салли в прошлом году на день его рождения. Его ограбили.
Возможно, после того, как он попал в проклятое логово, в этот притон для
наркоманов. Объяснение показалось ему правдоподобным. Там за номер всегда
требовали плату вперед.
Говард попытался мысленно представить себе "клерка в приемной",
"вестибюль", "Боуэри" - как все это выглядело прошлым вечером.
Прошлым вечером. Или позапрошлым. Или две недели назад. В последний раз
ему понадобилось шесть дней. А однажды хватило и двух часов. Он никогда не
знал точно и мог подсчитать лишь впоследствии, потому что его приступы
походили на сухую труху, уносимую потоком времени. Их ничем нельзя было
измерить, и надеяться оставалось только на окружающую обстановку.
Говард вновь с угрюмым видом подошел к двери.
- Какое сегодня число?
Старик стоял на коленях у ведра, обмакнув в него швабру.
- Я сказал, какое сегодня число.
Старик по-прежнему был обижен. Он упрямо болтал шваброй в ведре.
Говард услышал скрип своих зубов.
- Какое сегодня число?
Старик сплюнул.
- Что-то ты, братец, расшумелся. Я сейчас позову Багли. Он тебя живо
приструнит. Будь уверен, приструнит. - Однако он, вероятно, что-то увидел в
здоровом глазу Говарда и уныло ответил: - Вчера был День труда, вот и
подсчитай. - Потом забрал с собой ведро и поспешно скрылся.