"Владимир Аренев. Нарисуйте мне рай" - читать интересную книгу автора

удержавшись, рухнул на кровать, больно ударившись затылком о металлическую
раму.
Когда пересилив боль и страх, он снова подкрался к окну, на дорожке
перед корпусом никого не было, только блестела в кустах не подобранная
бомжом бутылка.
С того дня поток Данькиных сопалатников не иссякал. Их подселяли, чтобы
некоторое время спустя - час, полдня, сутки - унести. В морг. Одни умирали в
муках, другие отходили легко, с улыбкой на устах. Бывали дни, когда в палате
оказывались забиты все койки, иногда Даньку оставляли тет-а-тет с
единственным больным; он несколько раз порывался спросить медсестер,
санитаров или Михаила Яковлевича, как так получается, что за дурацкое
совпадение? - да всё забывал или не находил подходящего момента.
К окну Данька старался больше не приближаться, даже во время своих
возобновленных упражнений с костылями (а вскоре - уже и без костылей). Все
эти смерти только поначалу потрясали его, потом - лишь давали внутренний
толчок, палитру переживаний, которые он привык переносить в свои картины.
Может, именно поэтому с каждым днем Данькины рисунки становились удачнее, а
стопка портретных набросков на тумбочке росла вавилонской башней?
Немного разъяснил происходящее один из санитаров, которые в очередной
раз явились за умершим. "Старушки-FM" называли этих обладателей белых
халатов, волосатых ручищ и пропитых физиономий "загребалами" - и каждому
давали разухабистую кликуху: Борода, Кривляка, Старик, Клыкастый Боров,
Рыжик, Хвостач.
Пока коллеги грузили покойного - тощего, как макаронина, мужичка, с
виду - типичного бухгалтера, Хвостач пристроился на краешке Данькиной
кровати и спросил: "Можно?", - несмело потянувшись рукой к стопке эскизов.
Сверху лежал портрет тощего бухгалтера.
Хвостач посмотрел, тряхнул головой (перехваченные черной резинкой
патлы, причина его прозвища, закачались несвежим висельником); "А похоже", -
сказал с уважением.
- Почему их все время ко мне приносят?
- Кого?
- Покойников, - отрезал Данька. - Ну, будущих... они ж тут почти не
задерживаются...
- Так другие палаты забиты, а грузовой лифт сломался, никак не
починят, - развел руками Хвостач. - Запарились уже по лестницам бегать с
носилками. Ну и... - он грузно вздохнул и поднялся, чтобы помочь коллегам. -
Не вешай нос, художник! - бросил уже с порога. - Тебе скоро выписываться -
так лови момент, рисуй-пиши пока. - Хвостач подмигнул и ушел, носком
протертой кроссовки захлопывая за собой дверь.
"Загребала" не соврал: грузовой лифт действительно сломался. А в
другой, старый, с двойными дверьми и непременной лифтершей бабой Верой (за
глаза называемой Вергилией), ни носилки, ни каталки по ширине не проходили.
"Наверное, больные стали толще", - думал Данька, впервые возносясь на третий
этаж - там находились кабинеты, где отныне и до конца курса лечения его
должны были "процедурить".
Он мог теперь ходить без костылей, только с тростью, так что при первой
же возможности спустился в фойе центрального входа и купил телефонную
карточку. Телефон на первом этаже, разумеется, был сломан, так что пришлось
идти на второй.