"Владимир Аренев. Правила игры" - читать интересную книгу автора

иначе и быть не могло. Не ломать же себе голову над тем, что значили те
черные лепестки на туфлях...
Скорбь. Великая скорбь и великие заботы. Лепестки липнут к подошвам, и
их не стряхнуть. Это же сон. Это же просто сон! Но скорбь здесь все равно
чувствуется, как наяву. Она переполняет душу, и Талигхилла трясет от
нахлынувших чувств. Трясет. Проклятые лепестки!
- Вставайте, Пресветлый. Мы уже вернулись. - Это, разумеется, Джергил.
Странно все-таки, как может наш разум преобразовывать внешние раздражители
в сновидческие образы.
Талигхилл потер висок, удивляясь этой чужой мысли, потом посмотрел
поверх плеча телохранителя и увидел сереющее небо. Приближался вечер. В
саду уже раздавались одиночные трели цикад; очень скоро они сольются в
общий стрекот, приветствуя бледный лик луны. Если ты не хочешь поднимать
Домаба с постели, чтобы извиниться перед ним, - стоит поспешить.
Вынув из специального отделения сверток, принц зашагал к дому. Позади
слуги похрустывали разноцветными камешками на дорожке, унося паланкин.
Храррип и Джергил, наверное, отправились на кухню промочить горло.
Талигхилл понимал их и сам с удовольствием занялся бы тем же, но прежде
всего следовало покончить с досадным недоразумением, случившимся сегодня
утром.
Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за
металлическое кольцо, открывая массивную створку двери.
Талигхилл вошел в зал с высоким потолком и многочисленными украшениями
на стенах: шкурами и головами убитых на охоте диких зверей, оружием,
гобеленами и многим другим. Здесь горели свечи, а в дальнем углу трещали в
камине дрова - как будто и так вокруг не было невыносимо жарко! Широкая,
покрытая богатым ковром лестница вела на второй этаж - в комнаты, которые
занимал принц. Там же, наверху, иногда останавливался отец или подобные ему
высокопоставленные особы, когда наведывались в усадьбу. Была там и комната
покойной матери - в ней единственной всегда жила пустота и ничего не
менялось с того трагичного дня, когда Пресветлая умерла; только слуги
ежедневно чистили ковры и сметали пыль с мебели. А на первом этаже
размещались кабинеты отца и самого Талигхилла, хозяйственные помещения,
комнаты слуг и, разумеется, столовая, гостиная и музей. Сейчас Пресветлый
стоял в гостиной и прикидывал, где следует искать Домаба. Статуэтка,
завернутая в шершавую бумагу, оттягивала руку, и принц положил ее на
ближайший столик.
В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький
лысеющий мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но небогатом халате с
вышитыми по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к
потрескивающему камину и устало опустился в кресло перед огнем, протянув к
пламени ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая
и подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же
стоял на прежнем месте и никак не решался заговорить.
Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в
кресле, нарочито шумно ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на
это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до
полной беззвучности.
- Домаб... - Талигхилл надеялся, что в его голосе не слышно той
нерешительности, что была сейчас в сердце.