"Георгий Пушнин. Заговор Королей " - читать интересную книгу автора

мира, от всего, что мешало им столько лет.
Через пару часов в дверь деликатно постучал стюард, чтобы напомнить об
обеде. Трапезничали на корме вместе с капитаном. Вид, открывавшийся с
борта, соперничал с полотнами Айвазовского: легкие, в стиле барокко волны
будто играли друг с другом и с чайками, наслаждаясь чистотой лазурного
неба. Потом бросили якорь и купались. Затем просто выпивали, ловили рыбу и
загорали - то есть предавались обычным для всех выходящих на яхтах туристов
занятиям. Но Пушкину они казались исполненными тайного смысла, словно
что-то очень важное должно произойти вот-вот, с минуты на минуту этой
безгрешной лени.
Марина после двух-трех коктейлей превратилась в поклонницу солнечных
ванн топлесс. Хотя красный шнурок, которым она до того прикрывалась, и
трудно было причислить к одежде, он все же создавал иллюзию ненаготы.
Темпераментный капитан, и раньше украдкой разглядывавший изгибы Марининой
фигуры, узрев её безупречную грудь, от избытка нахлынувших чувств затянул
итальянские арии. Когда Марина начала подбадривать его аплодисментами,
капитан и вовсе перестал отводить от нее взгляд, а на Пушкина накатил такой
прилив ревности, что он отвернулся от Марины и начал вглядываться в размытую
линию горизонта. Просто поразительно, как прежние чувства и эмоции могут
мгновенно всплывать из глубин сознания, стоит их чуть расшевелить. Вот так,
под итальянскую классику, и прошел последний день их блаженства.
Ужинали дневным уловом - особым образом приготовленный тунец под белое
чилийское вино был уничтожен в полчаса без остатка. Стюард подал мате.
Петр и Марина, не прикасаясь друг к другу (каждое прикосновение было
чревато взрывом, оба это чувствовали наверняка), расположились на тёплой
крыше кабины, чтобы любоваться закатом и диким островком, у которого
капитан бросил якорь на ночь. Закат дарил столь замысловатые и тропически
яркие, затмевавшие даже роскошь радуги картины, что Петр с Мариной,
зачарованные, застыли с широко раскрытыми глазами, затаив дыхание. Дикий
островок тактично оттенял своей неподвижностью симфонию моря и небосвода.
Вышколенная на романтических круизах и все повидавшая команда незаметно
оставила парочку.
Фейерверк заката становился все более матовым, и вот Марина
прикоснулась к его накачанному торсу нежными губами...
Когда Петр вновь стал замечать окружающий мир - ночь и её таинственные
звуки: шелест волн, загадочные переклички фауны дикого острова, - он
завернул Марину в парео и прижал к себе как драгоценный солнечный подарок
минувшего дня в этой чужой влажной ночи. Им все казалось, что в глубине
океана кто-то вздыхает протяжно и печально, а звезды придвигаются все ближе
к коже - до зябких покалываний. Они больше никуда не спешили, ни от кого не
убегали. Пушкин думал: теперь все и навсегда будет хорошо, больше не надо
ничего решать. Ясность полная. Еще два дня назад он говорил себе: полковник,
остановись, подумай - что ты делаешь? А теперь думать не надо - поздно. Это
его женщина ("ах, какая женщина!") - тёплая, нежная, грешная, - его
родненькая, со всеми укромными, сладкими уголочками.
Почему-то, говоря о женщинах, большинство мужчин отмечает одну-две
черты их облика. Пушкин же гурманствовал - его завораживали шифон ее голоса,
мочки ушей, поворот шеи, взмах кисти, непредсказуемость реплик и
утонченность лодыжек, скрещенные острые коленки и рассыпающиеся по плечам
шелковые ароматные волосы, прищур ироничных глаз, эрудиция и предвещающее