"А.С. Пушкин. История Пугачева (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

будет. В случае ж покорности, обещали они от его имени не только
помилование, но и награды. То же старались они внушить и бедным женщинам,
которые просились из крепости в город. Начальникам невозможно было
обнадеживать осажденных скорым прибытием помощи; ибо никто не мог уж и
слышать о том без негодования: так ожесточены были сердца долгим напрасным
ожиданием! Старались удержать гарнизон в верности и повиновении, повторяя,
что позорной изменою никто не спасется от гибели, что бунтовщики,
озлобленные долговременным сопротивлением, не пощадят и клятвопреступников.
Старались возбудить в душе несчастных надежду на бога всемогущего и
всевидящего, и ободренные страдальцы повторяли, что лучше предать себя воле
его, нежели служить разбойнику, и во все время бедственной осады, кроме
двух или трех человек, из крепости беглых не было.
Наступила страстная неделя. Осажденные питались одною глиною уже
пятнадцатый день. Никто не хотел умереть голодною смертью. Решились все до
одного (кроме совершенно изнеможенных) итти на последнюю вылазку. Не
надеялись победить (бунтовщики так укрепились, что уже ни с какой стороны к
ним из крепости приступу не было), хотели только умереть честною смертию
воинов.
Во вторник, в день назначенный к вылазке, часовые, поставленные на кровле
соборной церкви, приметили, что бунтовщики в смятении бегали по городу,
прощаясь между собою, соединялись и толпами выезжали в степь. Казачки
провожали их. Осажденные догадывались о чем-то необыкновенном, и предались
опять надежде. - "Все это нас так ободрило" - говорит свидетель осады,
претерпевший весь ее о ужас, - "как будто мы съели по куску хлеба".
Мало-по-малу смятение утихло; все казалось, вошло в обыкновенный порядок.
Уныние овладело осажденными пуще прежнего. Они молча глядели в степь,
отколе ожидали еще недавно избавителей.... Вдруг, в пятом часу по полудни,
вдали показалась пыль, и они увидели толпы без порядка скачущие из-за рощи
одна за другою. Бунтовщики въезжали в разные ворота, каждый в те, близ коих
находился его дом. Осажденные понимали, что мятежники разбиты и бегут; но
еще не смели радоваться; опасались отчаянного приступа. Жители бегали взад
и вперед по улицам, как на пожаре. К вечеру ударили в соборный колокол,
собрали круг, потом кучею пошли к крепости. Осажденные готовились их
отразить; но увидели, что они ведут связанных своих предводителей, атаманов
Каргина и Толкачева. Бунтовщики приближались, громко моля о помиловании.
Симонов принял их, сам не веря своему избавлению. Гарнизон бросился на
ковриги хлеба, нанесенные жителями. До светлого вокресения, пишет очевидец
сих происшествий, оставалось еще четыре дня, но для нас уже сей день был
светлым праздником. Самые те, которые от слабости и болезни не подымались с
постели, мгновенно были исцелены. Все в крепости было в движении,
благодарили бога, поздравляли друг друга; во всю ночь никто не спал. Жители
уведомили осажденных об освобождении Оренбурга и об скором прибытии
Мансурова. 17 апреля прибыл Мансуров. Ворота крепости, запертые и
заваленные с самого 30 декабря, отворились. Мансуров принял начальство над
городом. Начальники бунта, Каргин, Толкачев и Горшков, и незаконная жена
самозванца, Устинья Кузнецова, были под стражею отправлены в Оренбург.
Таков был успех распоряжений искусного, умного военачальника. Но Бибиков
не успел довершить начатого им: измученный трудами беспокойством и
досадами, мало заботясь о своем уже расстроенном здоровье, он занемог в
Бугульме горячкою, и чувствуя приближающуюся кончину, сделал еще несколько