"А.С. Пушкин. Капитанская дочка (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

перед Савельичем. Все это меня мучило.
Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка
только покрякивая. Я непременно хотел с ним помириться, и не знал с чего
начать. Наконец я сказал ему: "Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват;
вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь
вперед вести себя умнее и слушаться тебя. Ну, не сердись; помиримся".
- Эх, батюшка Петр Андреич! - отвечал он с глубоким вздохом. - Сержусь-то
я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного
в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе,
повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и
только! Как покажусь я на глаза господам? что скажут они, как узнают, что
дитя пьет и играет.
Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия
не располагать ни одною копейкою. Он мало-по-малу успокоился, хотя все еще
изредка ворчал про себя, качая головою: "Сто рублей! легко ли дело!"
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались
печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было
снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по
следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в
сторону, и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: "Барин, не
прикажешь ли воротиться?"
- Это зачем?
"Время ненадежно: ветер слегка подымается; - вишь, как он сметает порошу".
- Что ж за беда!
"А видишь там что?" (Ямщик указал кнутом на восток.)
- Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.
"А вон - вон: это облачко".
Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было
сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало
буран.
Я слыхал о тамошних мятелях, и знал, что целые обозы бывали ими занесены.
Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер
показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей
станции, и велел ехать скорее.
Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер
между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу,
которая тяжело подымалась, росла, и постепенно облегала небо. Пошел мелкий
снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась мятель. В одно
мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. "Ну барин",
- закричал ямщик - "беда: буран!"...
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой
выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича;
лошади шли шагом - и скоро стали.
- "Что же ты не едешь?" - спросил я ямщика с нетерпением. - "Да что
ехать? - отвечал он, слезая с облучка; невесть и так куда заехали: дороги
нет, и мгла кругом. - Я стал было его бранить. Савельич за него заступился:
"И охота было не слушаться" - говорил он сердито - "воротился бы на
постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла,
отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!" - Савельич был
прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб.