"А.С. Пушкин. Капитанская дочка (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

по-русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по вашему, кто его подослал
в нашу крепость?"
Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел
на него с тем же выражением, и не отвечал ни слова.
"Якши" - сказал комендант; - "ты у меня заговоришь. Ребята! сымите-ка с
него дурацкий полосатый халат, да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай:
хорошенько его!"
Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило
беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми.
Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи,
поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся: тогда
башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в
котором вместо языка шевелился короткий обрубок.
Когда вспомню, что это случилось на моем веку, и что ныне дожил я до
кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым
успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой
человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и
прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без
всяких насильственных потрясений.
Все были поражены. "Ну" - сказал комендант; - "видно нам от него толку не
добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще
потолкуем".
Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла
в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.
"Что это с тобою сделалось?" - спросил изумленный комендант.
- Батюшки, беда! - отвечала Василиса Егоровна. - Нижнеозерная взята
сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел,
как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в
полон. Того и гляди, злодеи будут сюда.
Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости,
тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем
проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана
Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти.
С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи
Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.
- Послушайте, Иван Кузмич! - сказал я коменданту. - Долг наш защищать
крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но
надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если
дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи
не успели бы достигнуть.
Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: "А слышь ты матушка, и в самом
деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?"
- И, пустое! - сказала комендантша. - Где такая крепость, куда бы пули не
залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней
проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!
"Ну, матушка", - возразил Иван Кузмич - "оставайся, пожалуй, коли ты на
крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли
отсидимся, или дождемся сикурса; ну, а коли злодеи возьмут крепость?"
- Ну, тогда... - Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом
чрезвычайного волнения.