"А.С. Пушкин. Капитанская дочка (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

призналась мне в сердечной склонности и сказала, что ее родители конечно
рады будут ее счастию. "Но подумай хорошенько" - прибавила она: - "со
стороны твоих родных не будет ли препятствия?"
Я задумался. В нежности матушкиной я не сумневался; но, зная нрав и образ
мыслей отца, я чувствовал, что любовь моя не слишком его тронет, и что он
будет на нее смотреть, как на блажь молодого человека. Я чистосердечно
признался в том Марье Ивановне, и решился однако писать к батюшке как можно
красноречивее, прося родительского благословения. Я показал письмо Марьи
Ивановне, которая нашла его столь убедительным и трогательным, что не
сомневалась в успехе его, и предалась чувствам нежного своего сердца со
всею доверчивостию молодости и любви.
Со Швабриным я помирился в первые дни моего выздоровления. Иван Кузмич,
выговаривая мне за поединок, сказал мне: "Эх, Петр Андреич! надлежало бы
мне посадить тебя под арест, да ты уж и без того наказан. А Алексей Иваныч
у меня таки сидит в хлебном магазине под караулом, и шпага его под замком у
Василисы Егоровны. Пускай он себе надумается, да раскается". - Я слишком
был счастлив, чтоб хранить в сердце чувство неприязненное. Я стал просить
за Швабрина, и добрый комендант с согласия своей супруги, решился его
освободить. Швабрин пришел ко мне; он изъявил глубокое сожаление о том, что
случилось между нами; признался, что был кругом виноват, и просил меня
забыть о прошедшем. Будучи от природы не злопамятен, я искренно простил ему
и нашу ссору и рану, мною от него полученную. В клевете его видел я досаду
оскорбленного самолюбия и отвергнутой любви, и великодушно извинял своего
несчастного соперника.
Вскоре я выздоровел, и мог перебраться на мою квартиру. С нетерпением
ожидал я ответа на посланное письмо, не смея надеяться, и стараясь
заглушить печальные предчувствия. С Василисой Егоровной и с ее мужем я еще
не объяснялся; но предложение мое не должно было их удивить. Ни я, ни Марья
Ивановна не старались скрывать от них свои чувства, и мы заранее были уж
уверены в их согласии.
Наконец однажды утром Савельич вошел ко мне, держа в руках письмо. Я
схватил его с трепетом. Адрес был написан рукою батюшки. Это приуготовило
меня к чему-то важному, ибо обыкновенно письма писала ко мне матушка, а он
в конце приписывал несколько строк. Долго не распечатывал я пакета и
перечитывал торжественную надпись: "Сыну моему Петру Андреевичу Гриневу, в
Оренбургскую губернию, в Белогорскую крепость". Я старался по почерку
угадать расположение духа, в котором писано было письмо; наконец решился
его распечатать, и с первых строк увидел, что все дело пошло к чорту.
Содержание письма было следующее:

"Сын мой Петр! Письмо твое, в котором просишь ты нас о родительском нашем
благословении и согласии на брак с Марьей Ивановной дочерью Мироновой, мы
получили 15-го сего месяца, и не только ни моего благословения, ни моего
согласия дать я тебе не намерен, но еще и собираюсь до тебя добраться, да
за проказы твои проучить тебя путем, как мальчишку, не смотря на твой
офицерской чин: ибо ты доказал, что шпагу носить еще недостоин, которая
пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуелей с такими же
сорванцами, каков ты сам. Немедленно буду писать к Андрею Карловичу, прося
его перевести тебя из Белогорской крепости куда-нибудь подальше, где бы
дурь у тебя прошла. Матушка твоя, узнав о твоем поединке и о том, что ты