"Николай Псурцев. Супермен. [D]" - читать интересную книгу автора

заумном, высоком, уши вянут.
- Понятно,- Ружин покачался на стуле, спросил: - Ну, что делать будем,
Леша?
- А что? - Колесов преданно вперился в Ружина.
- Сажать тебя надо.
- За что? - протянул Колесов, продолжая поедать Ружина глазами.
Ружин вышел из-за стола, не спеша, улыбаясь, подошел к па-реньку, сказал
ласково:
- Сам знаешь! - И неожиданно двумя растопыренными пальцами ткнул Колесову
в преданные глаза. Пальцы не дошли до лица сантиметров двух, но Колесов
испугался, отпрянул, взмахнул руками, не удержал равновесия, свалился
навзничь вместе со стулом. Упал неуклюже, жалко. Ружин вздохнул, но
попытки помочь не сделал, смотрел сверху, холодно, жестко, выстукивал
ногой такт.
Колесов встал не сразу. Не поднимая головы, раскорячась, отполз в сторону,
как краб. Прислонился спиной к стене возле окна. За окном, далеко, на
набережной, играла музыка. Ружин сунул руки в карманы брюк, прислушался,
затем внезапно сделал лихое па, крутанулся на одном месте, подмигнул
Колесову, наклонился, поднял стул, аккуратно поставил его возле стола,
обошел стол, сел на свое место. И вот теперь Колесов поднялся, молча,
глядя перед собой в пустоту, выпрямился вдоль стены, сказал тихо:
- Домой хочу.
Без стука вошел Рудаков, начальник уголовного розыска, опрятный,
добродушный, с мягким морщинистым лицом, добрый сказочник Оле-Лукойе,
вставший под ружье по всеобщей мобилизации - Родина в опасности, воруют...
- Колесов? - спросил доброжелательно. Тот кивнул.
- Садись, что встал,- махнул рукой, приглашая, и вполголоса Ружину,
деловито: - Как беседа?
Сам, демократично, взял стул от стены, устроился по-стариковски, поерзав,
хотя не старик еще, пятьдесят пять, но выглядит старше, и ему нравится это
- отец, дед, опекун. Колесов не сел, остался стоять.
- Ну, стой, раз хочется,- разрешил Рудаков.- Ну, так хоть посмотри на
меня, чтоб я лицо твое увидел. Ну! Глаза! Дай глаза твои разглядеть,-
повернулся к Ружину вопросительно, тот невинно пожал плечами.- Боишься?
Боишься. Чуешь, какой взгляд у меня, куда хочешь проникнет, в любые
потаенки твои. Чуешь, поэтому и прячешь глаза. Да и бог с ним, я и так все
вижу, по рукам, по жилке, что на шее бьется, по испарине, что на лбу под
волосами... Когда потреблять начал наркотик, в восьмом? В девятом? В
десятом, значит. Кто дал? Ну? Одноклассники? Знакомый на пляже? Сосед?..
Ладно, неважно. Сейчас у кого берешь? Другие вот сознаются, а ты будешь
молчать, тебе по полной катушке, им скостят...- Стул скрипнул, Рудаков
опасливо схватился за стол, помял бумаги, сбросил ручку; кряхтя,
сгорбился, переломился, выставил зад, брюки натянулись, нашарил ручку на
полу, побагровевший, положил ее на место, в глазах блеск, слеза от
напряжения. Ружин старался не смотреть в его сторону, не конфузить.
Рудаков перевел дыхание, поморщился - не от усталости, от осознания
момента - непривычно, все сам, новый стиль работы,- рекомендуют. Ничего,
скоро все кончится. Заулыбался, папочка, все понимающий, исполненный
простоты, благодушия, продолжил:
- У меня сын есть. Взрослый уже. Когда маленький был, заболел. Тяжело.