"Борис Пшеничный. Аидовы тени (Сб. "Вывих времени", Фант. рассказ)" - читать интересную книгу автора

открывал альтернативный счет кандидатов: "Тутанхамон или прабабушка?".
Взбудораженная публика отозвалась лавиной писем, прессу захлестнул поток
откликов.
Столь неожиданный поворот событий застал ученых врасплох. Идея
только-только вызрела, никаких практических проектов еще не было, и они
меньше всего думали, с кого начинать эксперимент. Да и какая в сущности
разница, кто из канувших в Лету первым выйдет из царства Аида, - важна сама
возможность возвращения человека из небытия. Мир стоит на пороге новой
эры-эры бессмертия личности, бесконечного возрождения живших и ныне
живущих, - так стоит ли ломать копья по такому ничтожному поводу, как выбор
одной единственной кандидатуры, будь то даже Гомер, Аристотель или Леонардо
да Винчи?
Словом, люди науки, упиваясь собственным всесилием, не хотели понимать
людей, не связанных с наукой. Что же касается академии, то в ее
респектабельных стенах считалось неприличным говорить о шумихе в прессе.
Чрезмерное волнение общественности восприняли здесь как стихийный массовый
каприз - внимать ему глупо, противиться бесполезно, а потому tacemaus -
будем молчать. Шумит народ, ну и пусть себе шумит, в первый раз что ли?
Лишь немногие из ученых мужей, судя по их публичным выступлениям, не прочь
были порассуждать о будущем реставранте: кто?
Занимал этот вопрос и Острогина. Да, да, еще в ту пору, три года назад.
Только в отличие от других он не выбирал между прабабушкой и фараоном. Ему
виделся другой выбор.


3

Семен попал к нему в день отлета. Изнервничался, пока ждал в приемной.
Пора было отправляться в аэропорт, а он все еще рассиживал на пышном
кожаном диване перед наглухо закрытой дверью. Теряя терпение, он раз и два
просил секретаршу напомнить ее патрону о себе. Маленькая седая женщина,
прерывая скороговорку пишущей машинки, сочувственно улыбалась и виноватым
голосом упрашивала потерпеть; Евгений Николаевич вот-вот освободится.
Больше всего Попцова бесило, что у Острогина никого не было. Чем это он там
так занят, что заставляет ждать?
Когда, наконец, Семен вошел в кабинет, академик еще держал руку на
телефоне. Говорил, значит.
- Ваши дела улаживал, - пояснил он и тем самым вроде как извинился за
то, что томил гостя в приемной. - Желаете знать, что за дела?
Для Попцова самым важным делом сейчас было поспеть на самолет, и он, не
таясь, посмотрел на часы. Хозяин кабинета заметил его нетерпение,
недозволено поджал губы. Ему явно претил суетный настрой гостя.
- А дела, скажу вам, Семен Петрович, не ахти. Совсем не ахти. На
острове-то вас не очень ждут. Кое-кто считает, что мы поторопились с вашим
назначением.
- Я, как вам известно, не навязывался, - вспыхнул Попцов.
- Да разве о том речь? Хочу, чтобы вы были готовы. Народ там
своеобразный, чужаков не жалуют п вы для них варяг. Так что на радушный
прием не рассчитывайте.
Семен без подсказки знал, что едет не на блины к любящей теще. Его