"Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE)" - читать интересную книгу автора (Рампа Лобсанг)

Глава 10 Удивительный подарок

Как живут ламы — Долгожданная встреча — Индийские сладости — Разговор с Наставником — Магический кристалл — Правила обращения с кристаллом — Богослужение с участием Далай-Ламы — Последняя ночь в Потале

Вскоре в нашем коридоре появился мальчик. — Лобсанг! Лобсанг! — кричал он.

Я бросился к выходу и встретил его у двери, когда он почти уже вошел.

— Фу! — воскликнул он, вытирая со лба пот. — Я искал тебя везде. Ты что, прятался? Твой Наставник хочет тебя видеть.

— Как он выглядит? — спросил я с некоторым беспокойством.

— Как выглядит? Как выглядит? А как он, по-твоему, должен выглядеть? Ты же видел его пару дней назад. Что с тобой? Ты что, заболел?

Мальчик пошел прочь, бормоча что-то себе под нос. Я отвернулся и поправил свою мантию, проверяя, на месте ли моя чашка и шкатулка, а затем вышел в коридор.

Мне всегда нравилось выбираться из детской части монастыря с выбеленными известью стенами и приходить в ту часть, где жили ламы. Медленно идя по коридору, я заглядывал в комнаты. Большинство лам держали двери открытыми. В одних комнатах можно было видеть стариков, перебиравших четки и беспечно твердивших «Ом мани падме хум!» В других — ламы почтительно перелистывали страницы старых книг, выискивая в писаниях новые идеи. Я никогда не понимал этих стариков, пытающихся прочитать что-то между строк, старающихся извлечь из написанного тот смысл, который не был вложен туда изначально. Если им это удавалось, они тут же начинали строчить «Новые интерпретации писания, сделанные ламой Таким-то».

Древний старик с взлохмаченными белыми бровями спокойно крутил молитвенное колесо и что-то тихо напевал про себя. Другой декламировал себе под нос руководства по ведению теологических споров, в которых явно стремился быть всегда на высоте.

— Эй, маленький наглец, хватит уже ходить здесь и оставлять свои грязные следы на чистом полу, — раздраженно проворчал старый уборщик. Он отложил щетку и гневно посмотрел на меня. — Я не собираюсь работать здесь целый день из-за таких, как ты.

— Выпрыгни из окна, старик! — грубо сказал я, проходя мимо него.

Он потянулся, пытаясь схватить меня, но споткнувшись о длинную ручку своей щетки, упал на пол, произведя глухой стук. Я ускорил шаги, стараясь удалиться от него, прежде чем он поднимется на ноги. Никто ничего не заметил. Молитвенное колесо жужжало и щелкало, монах все декламировал, а глухие голоса все бубнили свои мантры.

Рядом в комнате старик кашлял и прочищал свою глотку, производя ужасный шум. Я прошел мимо. Коридор был длинным, на своем пути я миновал жилища низших лам, лам высокопоставленных и, наконец, добрался до «престижных апартаментов», где жили самые достойные ламы. Все двери здесь были закрыты. Я свернул из главного коридора и вошел в небольшое крыло, обиталище «особо выдающихся». Здесь, в этом самом почетном месте и останавливался мой Наставник во время визитов в Поталу.

Мое сердце громко стучало, когда я остановился у двери и постучал.

— Войдите! — прозвучал хорошо знакомый голос.

Я вошел и ритуально поклонился сияющей фигуре, сидящей спиной к окну. Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся доброй улыбкой и внимательно оглядел меня, стараясь определить, как я жил эти семь дней.

— Садись, Лобсанг, садись! — сказал он, указывая на подушку, лежащую перед ним.

Некоторое время мы сидели, и он задавал мне вопросы. Мне трудно было отвечать на них, а на некоторые — очень трудно. Присутствие этого великого человека наполняло меня глубочайшими чувствами любви и преданности. Мне не нужно было ничего, лишь бы постоянно ощущать его присутствие.

— Высочайший очень доволен тобой, — отметил он и лукаво добавил: — Я полагаю, это стоит отпраздновать.

Он протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик. Вошел обслуживающий монах, неся низкий стол — одну из самых красивых вещей, которые можно было встретить в комнатах лам. Я всегда боялся поцарапать или оставить отметину на таком столике. Стол был установлен справа от Наставника. Улыбнувшись мне, лама повернулся к обслуживающему монаху и спросил:

— Ты приготовил поднос для Лобсанга?

— Да, Мастер, — ответил тот, — я сейчас принесу его.

Он вышел и вскоре вернулся, неся поднос, который мог стать лучшим «украшением» этой комнаты. Он был переполнен подарками из Индии. На нем были сладкие и клейкие пирожные, покрытые каким-то сиропом, обсыпанные сахаром, грецкими орехами и каштанами, привезенными из далекой страны. Обслуживающий монах слегка улыбнулся и положил рядом со мной большой пучок трав, которые мы использовали при несварении желудка.

Другой монах вошел, неся маленькие чашки и большой кувшин, наполненный горячим индийским чаем. По знаку моего Наставника монахи удалились, а я приступил к поглощению этой приятной замены тсампы! У меня не возникло даже и мысли о других послушниках, которые, возможно, никогда в жизни не пробовали ничего, кроме тсампы. Я хорошо знал, что тсампа — единственная пища, доступная для большинства из них на протяжении всей жизни.

Я утешался мыслью, что, скорее всего, если бы им и пришлось попробовать эта экзотические лакомства из Индии, они бы им не понравились. Я знал, что мне в жизни предстоят трудные времена, что вскоре мне придется питаться намного худшей пищей. С детским самодовольством из этого всего я сделал вывод, что нет ничего плохого в том, чтобы, пробуя эти приятные вещи, компенсировать все неприятности, которые я пережил. Поэтому, находясь в полном душевном спокойствии, я съел больше, чем обычно.

Мой Наставник сохранял молчание и только пил чай — его индийскую разновидность. Но внезапно, словно получив сигнал откуда-то свыше, я решил, что не смогу съесть больше ни крошки. Даже вид этой пищи стал мне противен, и я чувствовал, будто во мне начинается какая-то битва. Мне стало казаться, что какие-то странные пятнышки плавают у меня перед глазами. Больше есть я не мог, и мне пришлось удалиться в известное место, потому что все съеденное сильно распирало мой живот.

Когда я вернулся, заметно побледнев и слегка дрожа, мой Наставник продолжал сидеть, невозмутимо и спокойно. Он улыбнулся мне, когда я снова устроился рядом, и сказал:

— Теперь, когда ты проглотил и потом благополучно избавился от большей части своей еды, ты по крайней мере будешь помнить об этом. Это поможет тебе. А сейчас давай поговорим.

Я устроился удобнее. Он внимательно смотрел на меня. Несомненно, его интересовало, как обстоит дело с моими поврежденными ногами.

— Я говорил с Высочайшим, — сказал он, — и он рассказал мне о твоем полете на Золотую Крышу. Его Святейшество рассказал мне также и то, что ты, рискуя быть изгнанным, поведал ему правду. Он очень доволен тобой, очень доволен тем, что узнал, как ты ждешь меня, и сейчас у меня есть особое распоряжение насчет тебя.

Лама посмотрел на меня, слегка улыбнулся, возможно, удивленный выражением моего лица. Я думал, что самые сильные неприятности, самое большое горе, самые страшные трудности, переживаемые сейчас, могут показаться всего лишь маленькими неудачами в сравнении с тем, что ждет меня в будущем. Мне казалось, что неприятности — моя болезнь. Почему я не похож на тех людей, которые летают на удивительных воздушных змеях или управляют этими извергающими пар коробками, наполненными солдатами?

Я думал, что с удовольствием выполнял бы поручения на одной из тех металлических штуковин, которые плавают по воде и перевозят людей из страны в страну. Потом мое внимание отвлеклось, и я задумался над тем, как они могут быть металлическими. Каждый знает, что металл тяжелее воды и поэтому будет тонуть. Этому должно быть только одно объяснение: они не могут быть полностью металлическими — тот монах, должно быть, обманул меня. Я посмотрел вверх и увидел, что мой Наставник смеется. С помощью телепатии он проследил мои мысли и очень развеселился.

— Эти змеи называются аэропланами, паровой дракон — это паровоз, а железные коробки — это корабли, и они действительно могут плавать. Позже я тебе обо всем этом расскажу, но сейчас у нас есть другое дело.

Он слова позвонил. Вошел слуга и унес стоящий передо мной стол, печально улыбаясь тому, как я расправился с лакомствами из Индии. Мой Наставник сказал, что хочет еще чаю, и некоторое время мы ждали, пока его принесут.

— Индийский чай мне нравится больше китайского, — сказал Наставник.

Я согласился с ним. От китайского чая меня иногда даже тошнило. Китайский чай я употреблял гораздо чаще, но индийский казался мне более приятным. Наш разговор о чае был прерван вошедшим слугой, который принес новый кувшин. Он удалился, и Наставник разлил чай в чашки.

— Его Святейшество сказал, что ты освобожден от обычных занятий. Вместо этого тебя буду учить я и другие специалисты. Тебе отведена задача сохранения древних знаний, и в будущем ты напишешь книги о них. Наиболее проницательные пророки, предсказывая будущее нашей страны, говорят, что она будет захвачена, и многое в этом и других монастырях будет разрушено и уничтожено. Благодаря мудрости Высочайшего все записи уже скопированы, и копии останутся здесь. Оригиналы же будут унесены далеко, так далеко, что до них не сможет добраться ни один захватчик. Сначала тебе придется глубоко изучить искусство метафизики. — Он прервался, поднялся на ноги и вышел в другую комнату.

Я слышал, как он там что-то ищет. Потом он вошел, неся в руках простую деревянную коробку. Он положил ее на разукрашенный стол, сел рядом со мной и несколько секунд хранил молчание.

— В древности люди отличались от тех, которые живут сейчас. Тогда они могли руководствоваться законами природы и использовать чувства, которые сейчас утеряны, кроме очень редких случаев. Много сотен веков назад люди были телепатами и ясновидцами, но, используя эти силы для достижения недостойных целей, человечество полностью их утратило. Все эти способности сегодня атрофированы. И хуже того — сегодня люди полностью отрицают их существование. Когда ты покинешь Тибет и посетишь многие страны, ты увидишь, что глупо разговаривать с людьми о ясновидении, астральных путешествиях, левитации или телепатии, потому что они лишь упрямо твердят: «Докажите это, докажите это. Вы говорите загадками, рассказываете небылицы. Не существует ни того, ни другого, ни третьего. Если бы они были, наука бы открыла их».

На некоторое время Наставник задумался, тень пробежала по его лицу. Его возраст было очень трудно определить — никто не мог сказать, молод он или стар. Тело у него было крепким, на лице не было морщин, он излучал здоровье и жизненную силу. И все же я знал, что он много путешествовал и успел побывать в далекой Европе, Японии, Китае и Индии. Я знал, что он обладает также очень большим опытом существования на других уровнях бытия.

Иногда он рассматривал некоторые журналы, привезенные из Индии. При этом он обычно грустно вздыхал, поражаясь глупости воюющих людей. Был один журнал, который особо интересовал его, и он всегда, когда мог, привозил его из Индии. Это был особый журнал, который назывался «London Illustrated». Я находил, что некоторые экземпляры этого журнала были источниками интересной информации. Там были картинки с изображением вещей, которые выходили за пределы моего понимания. Больше всего меня интересовало то, что называлось «рекламой». Всякий раз, стараясь прочесть надписи, я встречал непонятные слова, и когда подворачивался случай, я находил кого-то, кто достаточно хорошо знал этот странный язык и мог объяснить мне значение слов.

Я сидел и смотрел на своего Наставника. Случайно я взглянул на деревянную коробку, которую он принес. Мне было интересно, что она содержит. Эта коробка была сделана из неизвестного мне дерева. У нее было восемь сторон, и она очень походила на шар. Некоторое время я сидел, удивляясь, что же это могло быть, и что могло быть внутри, и почему мой Наставник так внезапно замолчал. Но вдруг он заговорил:

— Лобсанг, ты должен развить свое природное ясновидение до более высокого уровня. И сначала тебе следует познакомиться с этим.

Он осторожно придвинул ко мне деревянную коробку, словно она могла что-то объяснить, но это лишь повергло меня в еще более глубокое смущение.

— Вот подарок, который я должен преподнести тебе от имени самого Высочайшего. Ты сможешь использовать его, чтобы сотворить много добра.

Он наклонился и обеими руками поднял коробку, несколько секунд смотрел на нее и очень осторожно вложил ее мне в руки, продолжая придерживать на тот случай, если я — по мальчишечьей неуклюжести — уроню ее. Она была очень тяжелой, и мне показалось, что там находится огромная каменная глыба.

— Открой ее, Лобсанг! — велел лама Мингьяр Дондуп. — Иначе ты не узнаешь, что находится внутри.

Я осторожно вращал ее в руках, пытаясь сообразить, как она открывается. У нее было восемь сторон, и я не мог понять, где к ней прилажена крышка. Наконец я взялся за верхушку и сделал полоборота. Круглая верхняя часть оказалась у меня в руке. Я присмотрелся к ней. Это была всего лишь крышка. Я положил ее рядом с собой и обратил все свое внимание на то, что находилось внутри коробки. Все, что я смог увидеть, — это тряпичный сверток. Я взял его и стал вынимать. Его вес был невероятным. Я аккуратно расправил мантию на случай, если что-то будет падать. Оно не должно было упасть на пол. Затем я взял коробку, перевернул ее и поднял тяжелое содержимое. Пустую коробку я поставил на место и принялся изучать сферический предмет, завернутый в черную материю.

Когда мои суетливые пальцы развернули его, я чуть не задохнулся от восхищения — передо мной лежал прекрасный, совершенно безупречный кристалл. Это был настоящий кристалл, он не был похож на стеклянную подделку. Этот кристалл был настолько чист, что трудно было определить, где он начинался и где заканчивался. Некоторое время мне казалось, что я держу в руках сферу из ничего, но тут я вспомнил о его весе. Вес был удивительным. Кристалл весил, наверное, столько же, сколько весил бы камень таких же размеров.

Мой Наставник смотрел на меня, улыбаясь. Наши глаза встретились, и он сказал:

— У тебя получается, Лобсанг. Ты держишь его правильно. Теперь ты должен вымыть его, прежде чем использовать. Тебе следовало бы вымыть и руки.

— Вымыть его, уважаемый Лама? — смутился я. — Для чего же его мыть? Он ведь совершенно чист и даже сверкает.

— Да, но если кристалл переменил хозяина, его необходимо вымыть. А этот кристалл хранился у меня, затем у Высочайшего, потом опять у меня. Ведь ты не хочешь рыться в моем прошлом и будущем и, конечно, тебе запрещено рыться в прошлом, настоящем и будущем Высочайшего. Поэтому иди в ту комнату, — он указал рукой направление, — вымой руки, а затем кристалл. Сделай так, чтобы вода, которую ты будешь использовать, была проточной. Я подожду здесь, пока ты не закончишь.

Я очень осторожно завернул кристалл и, поднявшись с по душки, на которой сидел, положил его на свое место, чтобы не уронить на землю. Уверившись, что более или менее твердо стою на ногах, я нагнулся, поднял тряпичный сверток и вышел из комнаты. Это было прекрасно — держать кристалл в воде. Когда я поглаживал его под водой, он, казалось, светился особой жизнью. Мне показалось, что он был частью меня, моим продолжением, и я знал: это было действительно так.

Я осторожно отложил его в сторону и вымыл руки, используя большое количество чистого речного песка. Затем я прополоскал их. Подняв кувшин с водой, я стал медленно поливать кристалл. Вода обтекала его, и можно было наблюдать маленькие радуги, когда падающие капельки попадали в лучи солнечного света, проникающие в комнату. С чистым кристаллом и вымытыми руками я вернулся в комнату своего Наставника, Ламы Мингьяра Дондупа.

— Вскоре мы с тобой будем встречаться чаще, потому что будем жить в соседних комнатах. Так решил Высочайший. С этой ночи ты не будешь спать в общей спальне. К тому времени, когда мы завтра вернемся в Чакпори, будут сделаны приготовления, и тебе отведут комнату рядом с моей. Ты будешь обучаться со мной и другими учеными ламами, которые много повидали, много сделали и много путешествовали в астральном мире. Кристалл будет храниться в твоей комнате, и никто не будет прикасаться к нему, чтобы не оказать на него никакого влияния. Теперь передвинь свою подушку и сядь спиной к свету.

Я зашевелился и сделал так, как он велел мне. Я сел довольно близко к окну, осторожно сжимая кристалл руками, но Наставник был недоволен:

— Нет, нет, убедись, что ни один солнечный луч не падает на кристалл, иначе ты будешь видеть в нем ложные отражения. Нужно сделать так, чтобы в кристалле не было ни одного пятнышка света. Ты должен позаботиться об этом. — Он встал и повесил на окно тонкую шелковую занавеску, закрывающую солнечный свет. Комната залилась бледно-голубым сиянием, словно на нас опустились сумерки.

Стоит сказать, что в Лхасе, как, впрочем, и во всем Тибете, было очень мало стекол. Стекла привозили из-за гор торговцы. Частые бури, которые сотрясали наш город, почти сразу разбивали все стекла мелкими камешками. Поэтому мы пользовались заслонками из подходящего материала. Некоторые из них были деревянными, некоторые из тонкого шелка или другого похожего материала. Эти заслонки задерживали ветер и пыль. Но у шелковой заслонки было одно преимущество — она пропускала сквозь себя солнечный свет.

В конце концов я оказался в позе, которую мой Наставник счел подходящей. Я сидел, подогнув ноги под себя и высунув пятки вправо. Это не была поза лотоса, потому что ноги у меня все еще болели. Сложенными в горсть руками я держал кристалл у себя на коленях. Я поддерживал его снизу и, казалось, не видел своих рук за строгими гранями этого шара.

Я склонил голову и смотрел на кристалл, точнее, в кристалл, ничего в нем не видя и не фокусируя взгляд. Чтобы правильно смотреть в кристалл, нужно сосредоточиться на точке где-то в бесконечности. Если сосредоточиться на самом кристалле, то привлекают внимание лишь пятна, пылинки, какие-то отражения, все то, что обычно мешает открытию ясновидения. Итак, смотря в кристалл, я учился фокусировать взгляд на бесконечности.

Я вспомнил впечатления от случившегося в храме, когда я видел толпы странствующих душ и слышал пение девяти лам, перемежавших каждое возжигание палочки благовоний звоном серебряных колокольчиков.

Наставник улыбнулся мне и сказал:

— Сейчас еще не время для разглядывания и гадания по кристаллу. Сначала ты должен многому научиться. Тише едешь, дальше будешь. Ты должен научиться правильно держать кристалл. Сейчас ты держишь его правильно. Но существует еще множество способов, как держать его в различных ситуациях. Если ты захочешь узнать, что происходит в мире, ты должен использовать кристалл, положив его на подставку. Если же ты стремишься узнать что-то о человеке, ты должен дать кристалл ему в руки. Если ты будешь достаточно подготовлен, то сможешь потом, держа кристалл перед испытуемым, рассказать ему все, что он захочет узнать.

В это мгновение мне показалось, будто мы провалились в ад. Это были глухие, бессвязные, раскатывающиеся звуки раковин, похожие на мычание яков в долинах. Завывающие звуки дрожали в воздухе, то тише, то громче. Мне никогда не удавалось различить какую-либо музыку в звучании раковин, и поэтому все говорили, что у меня нет слуха. Вслед за раковинами из храма зазвучали фанфары, зазвонили колокола и загремели деревянные барабаны. Мой Наставник повернулся ко мне и сказал:

— Ну что, Лобсанг, нам пора отправляться на богослужение. Сам Высочайший будет там. В наш последний вечер в Потале нам следует вести себя достойно. Мне нужно поторопиться, ты же отправляйся своим шагом.

Сказав это, он поднялся на ноги, погладил меня по плечу и вышел.

Я аккуратно завернул кристалл и очень осторожно положил его в восьмигранную коробку. Водрузив ее на стол неподалеку от того места, где сидел Наставник, я вышел в коридор. Со всех сторон сходились послушники, монахи и ламы. Это напоминало мне растревоженный муравейник. Все словно бы стремились занять самые лучшие места из тех, которые полагались им по их рангу. Я не спешил, я мог сесть где угодно и так, чтобы меня никто не заметил. Это было все, что мне нужно.

Звучание раковин прекратилось. Умолк гул фанфар. Поток входящих в храм уменьшился до маленького ручейка, и я обнаружил, что плетусь в хвосте. Это был великий храм, который посещал сам Высочайший, когда ему удавалось освободиться от своих обязанностей и прийти сюда вместе с другими ламами.

Огромные колонны поддерживали крышу, которая, казалось, парила в темноте ночи. Над нами, как всегда, облаками висел дым благовоний. Серые, белые и голубые клубы кружились и перемешивались. И хотя им никогда не удавалось сохранить какую-то определенную форму, каждое из этих облаков обладало своей индивидуальностью.

Маленькие мальчики с горящими факелами бегали вокруг и зажигали масляные лампы. Лампы шипели, а затем вспыхивали ярким пламенем. То тут, то там были такие, которые разгорались не сразу. В одних масло очень затвердело, а в других были обугленные фитили. Эти лампы коптили, заставляя нас чихать от дыма.

Наконец большинство ламп было зажжено. Монахи принесли длинные палочки благовоний. Их подожгли и сразу погасили. Они засветились красным светом, выпуская огромные клубы дыма. Я посмотрел вокруг и увидел, что все ламы, собравшись в одну группу, сидели, образуя стройные ряды — лицом к лицу, спиной к спине и опять лицом к лицу. В некотором отдалении от них так же сидели монахи. Еще дальше — послушники. Перед каждым из лам стоял стол высотой с фут, на которых были разложены различные маленькие предметы, включая неизменные серебряные колокольчики. Иногда попадались деревянные барабаны.

Наконец началось богослужение. Лектор подошел к кафедре и стал читать отрывки из священных книг. Ламы и монахи вторили ему. В завершение каждого отрывка одни ламы звонили в свои колокольчики, а другие слегка ударяли пальцами по барабанам. Снова и снова в ознаменование окончания определенной части ритуала откуда-то издалека, из глухих углов храма доносился рокот раковин.

Я наблюдал за всем этим, но для меня это было не больше чем зрелище, не больше чем обычное ритуальное действо. Я решил, что когда-нибудь надо будет спросить Наставника, для чего нужны такие церемонии. Я сомневался в том, что они могут помочь людям стать лучше. Я знал многих монахов, которые были очень набожны во время богослужения, но за стенами храма были далеки от идеала. Другие же, никогда не бывавшие в храме, были настолько добры и внимательны, что всегда могли прийти на помощь бедному, сбитому с толку малышу, который не знал, что ему делать. Ведь дети всегда боятся попасть в неприятности из-за того, что многие взрослые не любят отвечать на их вопросы.

Я посмотрел в центр храма на группу лам и увидел, что там сидит наш уважаемый и любимый Высочайший. Он сидел тихо и спокойно окруженный аурой духовности. Я решил, что всегда буду стараться быть похожим на него и на моего Наставника, ламу Мингьяра Дондупа. Служба продолжалась и продолжалась. И мне показалось, что я даже уснул возле одной из колонн, потому что забылся, пока меня не разбудил звон колокольчиков и раскатистый гул раковин. Я услышал шум, производимый людьми, подымающимися на ноги, и неопределенные звуки, которые они издавали, пробираясь к выходу. Я протер глаза кулаками, стараясь выглядеть бодрствующим и внимательным.

Ковыляя вслед за толпой, я направился в спальню, думая о том, как прекрасно, что скоро мне уже не нужно будет спать с целой толпой мальчишек, которые целую ночь кричат и храпят. Следующую ночь я проведу в собственной комнате.

В спальне я приготовился ко сну, завернувшись в свое одеяло. Мальчишки старались заговорить со мной. Они завидовали, что с завтрашнего дня у меня будет личная комната. Но не успев договорить до конца предложения, они начинали зевать и мгновенно засыпали, повалившись на пол. Завернутый в одеяло, я подошел к окну и посмотрел на звездное небо, на далекие горные вершины, посеребренные лучами восходящей луны. Потом я тоже лег и заснул, не думая ни о чем. Мой сон был спокойным, без сновидений.