"Марсель Пруст. Против Сент-Бева" - читать интересную книгу автора

неожиданно. Столь же внезапно в 1899 г. он бросил этот первоначальный текст
романа, чтобы к нему уже никогда не вернуться.
Теперь у него новое сильное увлечение - это английский философ,
эстетик, искусствовед и писатель Джон Рескин (1819-1900). С полным
основанием можно сказать, что Рескин открыл Прусту не столько сами
разнообразнейшие произведения искусства (их Пруст давно включил в сферу
своего внимания), сколько методы подхода к ним, пути и приемы их осмысления.
И, что еще важнее, Рескин, яркий представитель художественной мысли конца
века, близкий идейно к прерафаэлитам, глубоко обосновал взгляд на искусство
как на проявление жизни духа, вершиной которого является чистая красота.
Пруст глубоко усвоил рескинские уроки.
С помощью матери и кое-кого из близких друзей Пруст перевел на
французский язык две значительнейшие, и очень разные, книги Рескина -
"Амьенская Библия" и "Сезам и Лилия" - и издал их со своими предисловиями и
комментариями соответственно в 1904 и 1905 гг.
В это же время, а точнее между 1904 и 1909 гг., Пруст написал и
напечатал в журналах серию пародийных статей, в которых он тонко имитировал
стиль избранных им авторов. Прием был не новый: предполагалось, что на одну
и ту же тему, вернее, об одном и том же событии пишут, каждый в своей
манере, несколько очень разных литераторов. Событие было выбрано Прустом
достаточно банальное - наглое мошенничество некоего Анри Лемуана,
инженера-электрика, которому удалось убедить главу знаменитого алмазного
концерна "Де Бирс", что он нашел верный способ производить поддельные
драгоценные камни, ничем не отличающиеся от настоящих. Вся эта мистификация
была намеренно предана огласке, на бирже начался ажиотаж, и концерн мог
понести большие убытки. Пруст живо интересовался этим скандальным
происшествием, так как сам имел акции концерна. Лемуан был арестован, отдан
под суд и посажен на шесть лет. Акции "Де Бирс" не упали в цене, и Пруст
увлеченно взялся за перо.
Следует сказать, что эти "статьи" Пруста обычно называют "пастишами", а
не "пародиями". Это существенно. Пастиш ориентирован главным образом на
воспроизведение стиля "пастишируемого" (а не пародируемого!) автора; он
предполагает не оглупление, не высмеивание его, а проникновение в сущность
его художнических приемов, понимание их и умение ими воспользоваться и
создать такой текст, какой мог бы написать сам "пастишируемый". Но элемент
литературной игры, некоторой сниженности и ироничности в пастишах Пруста
несомненен. Ради этого они и писались. Но также - для оттачивания мастерства
(это можно сравнить с методом копирования мастеров при обучении молодых
художников), то есть и тут у Пруста, стихийно или сознательно, шло обучение
литературному мастерству. Он еще разучивал гаммы.
Кого же Пруст выбрал в качестве объектов своего внимания? Расположим их
так, как расположил сам Пруст, издавая эти пастиши в 1919 г. отдельной
книгой. Это Бальзак, Флобер, Анри де Ренье, братья Гонкуры, историк Мишле,
театральный критик и литературовед Эмиль Фаге, историк христианства Ренан,
мемуарист первой половины XVIII века Сен-Симон. Были у Пруста и еще
несколько проб, которыми он, видимо, остался недоволен и никогда их сам не
публиковал. Это подражания Шатобриану, Метерлинку и, что для нас особенно
важно, - Сент-Беву. Впрочем, последний уже побывал в числе тех, чей стиль
Пруст имитировал, а тем самым и анализировал: следом за пастишем на Флобера
шел разбор этого мнимого флоберовского текста, якобы сделанный Сент-Бевом.