"Болеслав Прус. Эмансипированные женщины" - читать интересную книгу автора

Ученицы боялись ее, хотя она никогда не повышала голоса. Самый шумный
класс мгновенно умолкал, когда в соседней комнате как-то по-особенному
отворялась дверь и слышалась ровная поступь начальницы.
Классные дамы и даже учителя удивлялись тому магическому влиянию, какое
пани Ляттер имела на своих учениц. Матери, у которых были дочки на выданье,
с беспокойством думали об ее дочери Элене, как будто юная красавица могла
отбить у невест всех женихов и испортить барышням будущность. Какой-нибудь
богатый отец безобразного и хилого сына думал про себя:
"Этого кутилу Норского природа щедро наделила здоровьем и красотой,
хватило бы на добрый десяток таких, как мой Кайтусь, а впрочем, Кайтусь
парень тоже ничего!"
Итак, пани Ляттер была во всех отношениях счастливой женщиной: все
завидовали ее богатству, весу в обществе, пансиону, детям, даже глазам. А
меж тем на лбу у нее все резче обозначалась загадочная морщина, все ниже
нависало облако на лице, набегая неизвестно откуда, и глаза все пристальней
смотрели куда-то мимо людей, словно силясь разглядеть что-то такое, чего не
видят другие.
В эту минуту пани Ляттер расхаживает по своему кабинету, окна которого
смотрят на Вислу. Октябрь на исходе; об этом говорит искрасна-желтый свет,
которым солнце, прячась за Варшавой, окрасило дома Праги, трубы отдаленных
фабрик и серые, подернутые мглою поля. Свет словно заразился от увядших
листьев и сам увянул, или насытился рыжими парами локомотива, который в эту
минуту мчится далеко за Прагу и исчезает вдали, увозя прочь каких-то людей,
быть может, какие-то надежды. Безобразный свет, который напоминает о том,
что октябрь уже на исходе, безобразный локомотив, который заставляет думать
о том, что все в этом мире находится в непрерывном движении и исчезает для
нас, чтобы показаться где-то другим.
Пани Ляттер бесшумно ступает по ковру кабинета, похожего на мужскую
рабочую комнату. Иногда она смотрит в окна, где увядший свет напоминает ей о
том, что уже конец октября, а порою бросает взгляд на дубовый письменный
стол, где лежат большие счетные книги, над которыми склоняется бюст Сократа.
Но изборожденный морщинами лоб мудреца не сулит ей ничего хорошего; она
сжимает скрещенные на груди руки и ускоряет шаг, точно ей хочется поскорее
наконец куда-то дойти. Глаза у нее блестят ярче, чем обыкновенно, губы еще
больше сжимаются, и темнеет облако, которое не могут рассеять ни мысль о
красоте детей, ни мысль о той доброй славе, которой она сама пользуется в
обществе.
Стенные часы в приемной пробили половину пятого, большие английские
часы в кабинете еще торжественней пробили половину пятого, и в дальних
комнатах этот бой тоненько и торопливо подхватили какие-то часики. Пани
Ляттер подошла к письменному столу и позвонила.
Шевельнулась темная портьера, дверь приемной тихо отворилась, и на
пороге появился высокий слуга во фраке, с седыми бакенбардами.
- Станислав, в котором часу вы вручили письмо пану Згерскому?
- В первом часу, пани.
- Вы отдали письмо ему лично?
- В собственные руки, - ответил слуга.
- Можете идти. Если придет кто-нибудь из гостей, тотчас проводите его
ко мне.
"Он заставляет меня ждать два с половиной часа, видно, я не могу на