"Болеслав Прус. Грехи детства" - читать интересную книгу автора

гораздо менее важным, чем графиня, просто бесполезным и даже неприличным. На
мой взгляд, только в просторном платье с длинным шлейфом могло обитать
величие знатного рода, а кургузый, в обтяжку, костюм, да еще состоящий из
двух частей, годился лишь для приказчиков в имении, винокуров и в лучшем
случае - для уполномоченных.
Таковы были мои верноподданнические чувства, зиждившиеся на внушениях
отца, который неустанно твердил мне, что я должен любить и почитать госпожу
нашу графиню. Впрочем, если б я когда-нибудь забыл эти наставления, мне
достаточно было бы взглянуть на красный шкаф в конторе отца, где над счетами
и записями висела на гвозде пятихвостая плетка - воплощение основ
существующего порядка. Для меня она была своего рода энциклопедией, так как,
глядя на нее, я вспоминал, что нельзя рвать башмаки и дергать жеребят за
хвосты, что всякая власть исходит от бога и т.д.
Отец мой был человеком неутомимым в работе, безупречно честным и даже
весьма мягкосердечным. Ни мужиков, ни прислугу он никогда и пальцем не
тронул, только страшно кричал. Если же он был несколько строг ко мне, то,
наверное, не без оснований. Органист наш, которому я однажды подсыпал в
табак щепотку чемерицы, вследствие чего он всю обедню чихал и не мог ни
петь, ни играть, оттого что все время сбивался с такта, после этого часто
говаривал, что, будь у него такой сын, как я, он прострелил бы ему башку.
Я хорошо помню это выражение.
Графиню отец называл ангелом доброты. Действительно, в ее деревне не
было ни голодных, ни голых и босых, ни обиженных. Зло ли кому причинили -
шли к ней жаловаться; заболел ли кто - графиня давала лекарство; дитя ли у
кого народилось - помещицу звали в кумы. Моя сестра училась вместе с дочкой
графини, я же избегал соприкосновения с аристократами, однако имел
возможность убедиться в необычайном мягкосердечии графини.
У отца моего было несколько видов оружия, причем каждое предназначалось
для особой цели. Огромная двустволка должна была служить для охоты на
волков, таскавших телят у нашей помещицы; кремневое ружье отец держал для
охраны всего прочего имущества графини, а офицерскую шпагу - для защиты ее
чести. Собственное имущество и честь отец, вероятно, защищал бы самой
обыкновенной палкой, так как все это боевое снаряжение, чуть не ежемесячно
смазывавшееся маслом, лежало где-то в углу на чердаке, запрятанное так, что
даже я не мог его разыскать.
Между тем о существовании этого оружия я знал, и мне страстно хотелось
им завладеть. Я часто мечтал о том, как совершу какой-нибудь героический
подвиг и как за это отец позволит мне пострелять из гигантского ружья. А в
ожидании этого я бегал к лесникам и учился "палить" из длинных одностволок,
обладавших тем свойством, что, стреляя из них, нельзя было ни в кого
попасть, и непосредственный вред они причиняли только моим скулам.
Однажды, когда отец смазывал двустволку, предназначенную для охоты на
волков, ружье для охраны имущества графини и шпагу для защиты ее чести, мне
удалось украсть пригоршню пороху, который, насколько мне известно, еще не
имел особого назначения. Как только отец уехал в поле, я отправился на
охоту, захватив огромный ключ от амбара, с отверстием, похожим на дуло, и
еще одной дыркой сбоку.
Зарядив громадный ключ порохом, я подсыпал сверху щепоть раздробленных
пуговиц от "невыразимых", крепко забил пыж, а для запала взял коробок
трутяных спичек.