"Болеслав Прус. Доктор философии в провинции" - читать интересную книгу автора

обществ, приветствовали глубоким поклоном.
Вторым вошел веселый врач Коцек, у которого, казалось, было весьма
срочное дело к некой сильно покрасневшей барышне. Гости, впопыхах приняв его
за доктора философии многих университетов и члена многих обществ, отвесили
ему глубокий поклон.
Третьим был пан Чеслав Клинович, действительный доктор философии многих
университетов; он явился в обыкновенном фраке, обыкновенной сорочке и
обыкновенных перчатках. Гости, впопыхах приняв его за кого-то другого, ему
вовсе не поклонились.
Однако, спохватившись и желая загладить невольную неучтивость, все
сосредоточили внимание на том пространстве, которое целиком и безраздельно
заполнила личность доктора и т.д., члена обществ и т.д., сотрудника и т.д.,
автора и т.д. Прежде всего и с большим удивлением все заметили, что у этого
доктора, члена обществ и т.д. было пухлое лицо и жирный, как у монаха,
затылок и что ни на одной части его тела или туалета не красовались знаки
отличия, хотя он, несомненно, заслужил их обширными познаниями, незаурядным
литературным талантом и другими столь же редкими и ценными достоинствами. С
таким же удивлением было замечено, что этот доктор и т.д. сел на стул самым
обыкновенным образом, чем обнаружил черты, присущие всем простым смертным, и
без всякого смущения поправил тесноватый воротничок и потянул книзу
коротковатый жилет. Наконец, все обратили внимание и на то, что этот,
столько раз уже упоминавшийся доктор, член обществ и т.д. не только не
выказывает особого благоговения к собственной персоне, но и смотрит с таким
равнодушием на окружающих и при этом закидывает ногу на ногу и поглаживает
бороду так, как будто забыл, что видит перед собой избранное общество
уездного города X., куда он приехал, дабы принести ему должную дань
уважения, и откуда обязан был, разумеется за свой счет, вывезти спутницу
жизни.
Наблюдения эти убедительным образом доказали, что доктор философии и
т.д. под перекрестным огнем испытующих, прекрасных и умных взоров не только
не смутился, но даже, надев очки, сам начал разглядывать присутствующих
весьма неприличным образом; оказалось также, что под влиянием этого
философского разглядывания все кавалеры столпились, подобно стаду овец,
между тем как барышень бросило в дрожь, а потому хозяин решил, что пора
начать беседу. С большим достоинством откашлявшись, он повернулся к доктору
философии, оперся рукой о колено, открыл рот и... не издал ни звука, как
будто ему в эту минуту заткнули глотку.
Заметив растерянность хозяина, пан Эней Пирожкевич, человек
необыкновенного ораторского таланта, с лысой головой и глазами навыкате,
желая спасти положение, вышел на середину, протянул руку по направлению к
носу доктора философии и т.д., с непередаваемым величием откашлялся, но...
продолжал молчать.
Эти красноречивые изъявления чувств воздействовали на доктора философии
и т.д.: он протер очки, поправил воротничок, одернул жилет и... тоже
промолчал.
Тогда хозяйка дома, вся потная от волнения, решила прибегнуть к
последнему средству и толкнула локтем пани Саломею Копысцинскую, женщину,
известную своей добродетелью, умом и самообладанием, всегда громогласно
утверждавшую, что она способна без устали и перерыва говорить двадцать
четыре часа подряд. К несчастью, пани Саломея, казалось, не замечала, что