"Э.Энни Прулкс. Грехи аккордеона" - читать интересную книгу автора

тяжелым топотом, а заключенные сбежали по черной лестнице во двор. Ворота
оказались заперты. За ними - улица. Они смотрели на эту улицу, запруженную
людьми. Возбужденные американцы с радостными воплями вывалились во двор, а
сицилийцы, сцепившись руками и сжавшись в кучу, забились в угол. Мастер
видел наступавших с неправдоподобной четкостью: порванная нитка на плаще,
забрызганные грязью брючины, деревянная цепь в огромной руке, багровый блеск
налитых кровью лиц, у одного разноцветные глаза - голубой и желтый. Но даже
тогда он еще надеялся уцелеть. Он же ни в чем не виноват!
Пинс держал револьвер в опущенной руке - палку он потерял еще на
лестнице, в давке - и смотрел на сгрудившихся в углу сицилийцев: нечестивые
глаза сверкают, кто-то молится, кто-то просит пощады - трусы! Он вспомнил о
крысином короле, выстрелил. Другие тоже.
Огневой вал всех сортов и калибров разорвал сицилийцев. Мастер два раза
дернулся и упал на спину.


Лекарство от головной боли

Толпе у дверей на Трим-стрит достался Полицци - неподвижный и
окровавленный, слюна каскадом лилась по скошенному подбородку, он все еще
дышал. Его подбросили в воздух, потом другие руки поймали и подбросили
опять - словно корабль, он плыл над их головами до границы квартала: толпа
играла - кто выше, - соревновалась в искусстве подхвата до тех пор, пока у
поворота на улицу святой Анны кто-то не привязал к фонарному столбу веревку
и не набросил петлю на шею Полицци.
Раздался крик:
- Отмерь тринадцать локтей, а то удачи не будет! - Выше, выше, вопли и
одобрительные возгласы тащили обвисшую фигуру наверх не хуже пеньковой
веревки. Тело завертелось, но вдруг - чудо - нога повешенного дернулась,
костлявые руки поднялись и ухватились за веревку; оживший Полицци стал
карабкаться вверх, перехват за перехватом - к кронштейну с лампой. По толпе
пронесся вздох ужаса.
- Мой бог! - воскликнул Байлз. Кто-то выстрелил, следом толпа, хохоча,
заспорила, кто попадет в глаз, и отстрелят ли Полицци его длинный нос. Руки
повисли, теперь навсегда.
- С меня довольно, - сказал Байлз, - такие номера не для моего желудка.
Но что-то же надо было делать. - Он рыгнул и торопливо извинился.
- Пойдемте, - сказал Пинс, подхватывая друга под локоть и направляясь к
улице, которую оба хорошо помнили. - Я знаю, что вам нужно. Мы выполнили
свой долг. - Голова у него теперь болела гораздо меньше. В баре хлопковой
гильдии он скомандовал Куперу:
- Два "сазерака". - Тяжелые стаканы они опустошили одновременно, словно
эта золотистая жидкость была простой водой, Байлз тут же щелкнул пальцами,
требуя новой порции, затем повернулся к Пинсу, достал кожаный футляр с
гаванскими oscuro, одну протянул другу, другую взял себе. Головка сигары тут
же намокла в его красных губах, длинным ногтем правого мизинца, отпущенным
специально для таких манипуляций, он надрезал рубашку и наклонился над
протянутой Купером горящей спичкой.
- Мы открываем торговую компанию, - сказал Байлз. - Вместе с
джентльменом, которого вы хорошо знаете. Ваше имя упоминалось. Мы хотели бы