"Э.Энни Прулкс. Грехи аккордеона" - читать интересную книгу автора

стороне, мастер зажимал ногами чемодан, аккордеон висел за спиной. Он видел
в мечтах чисто выбеленную мастерскую, на столе разложены инструменты, а сам
он водит пальцем по списку заказов. В глубине маячит неясная женская фигура,
возможно это вернулась к жизни его парализованная жена, а
возможно -americana с молочной кожей.
Сильвано пугала причальная суета. Словно гигантский скребок прошелся по
всей Италии и собрал на край маслянистого залива эту человеческую корку;
шевелящаяся толпа была здесь в тысячу раз больше, чем на станции. Всюду
люди, прямые и согнутые: завернутый в грязное одеяло мужчина дремлет на
камнях, положив голову на чемодан и держа в вялой руке нож, плачущие дети,
женщины сворачивают темные плащи, суетливо перевязывают веревки на
ободранных чемоданах, мужчины сидят на корзинах с добром и грызут хлебные
горбушки, черные платки старух повязаны узлами под волосатыми подбородками,
носятся, не помня себя от радости, мальчишки, хлопают на ветру рубахи. Он
лишь наблюдал за ними, не вступая в игру.
Час за часом шумная шевелящаяся масса тащилась по сходням на корабль,
волоча за собой узлы и сумки, свертки и холщовые мешки. Очередь тянулась
через всю палубу к столу, где рябой чиновник делил людей на группы по восемь
человек, разлучая семьи и соединяя посторонних - ему было все едино; самому
высокому человеку в восьмерке он выдавал номер, означавший их место в
столовой. Эти восемь пассажиров, знакомых или чужих друг другу, на тысячи
водных миль связывал теперь обеденный билет. В одной группе с мастером
оказалась противного вида старуха с лицом, как полумесяц, и два ее
племянника.
Мастер и Сильвано спустились на три уровня вниз, к мужским
каютам -длинные ярусы коек там напоминали складские дровяные штабели. Им
досталось две верхних полки, клетка, чтобы спать и держать вещи: чемодан и
аккордеон, скрученную овчину и серое одеяло. Керосиновая лампа флегматично
поблескивала, тени качались, словно висельники, мерцающий свет пробивался с
трудом, пробуждая сомнения и заставляя поверить в демонов. Отец и сын еще
помнили уверенное спокойствие электрических огней Палермо.
(Пары керосина, днище судна, металл, морская краска, запах
беспокойства, грязной одежды и человеческих выделений, приправленный соленым
ароматом моря, крепко отпечатался в памяти Сильвано, знакомые миазмы
вспомнились позже, на борту техасской рыбацкой лодки, их не стерли даже
зловоние прогорклого масла и газа, что пропитали его трудовые дни в первые
десятилетия нового века. Одно время он работал пожарником на гидропонной
ферме, стрелял ядрами в горящие резервуары, чтобы выпустить масло в
выкопанный вокруг них ров, прежде чем оно начнет взрываться. Он уехал в
Спинделтоп, потом в оклахомский Глин-Пул, мельком видел нефтяного короля
Пита Грубера в костюме за миллион долларов из кожи гремучих змей, работал на
"Золотой линии" от Тампико и Потреро до озера Маракайбо в Венесуэле, где и
закончилась его игра - в джунглях, сжавшись в комок, он так и не смог
вытащить из горла индейскую стрелу.)
Мастер предупредил Сильвано, что переход тяжелый, и его, возможно,
будет все время тошнить, но выйдя после Палермо, Сицилии, Европы в открытые
воды земного шара, они вдруг попали в зону ясной погоды. День за днем солнце
золотило волны, море оставалось спокойным, без барашков и гребней, лишь
бесчисленные возвышенности, лоснясь, раскатывали по его поверхности пенные
ковры. По ночам это водное кружево светилось и мерцало зеленоватыми