"Петр Проскурин. Число зверя (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

канун, по сути дела, убийства Петром Великим тоже прямого своего наследника,
первенца. И неподкупное пророчество, как всегда, вновь сбывается - Россия
получает царей со все большим преобладанием чужеземной, немецкой крови, и
тоже начинается своеобразный смутный период в ее многострадальной истории, -
беспримерный бабий кавардак влечет за собой ряд невосполнимых утрат и
разочарований на русском пути.
Свидетельствуют, что были подобные небесные знамения и потом, перед
черным семнадцатым годом и приходом в Русскую землю, люто ненавидимую им еще
в чреве матери, антихриста Ленина, как окрестили его странники; было нечто
похожее и в тридцать седьмом году, и в начале сорок первого, и в канун
пятьдесят третьего, но ни на одно мгновение не прекращался круговорот
вещей, - воды со всего бескрайнего пространства России по капельке, по
ручейку стремились к Волге и скапливались в Волге, они несли с собой в
жаркое Каспийское море, оплодотворяя его лоно и берега, мощь и щедрость
Русской земли, ее кровь и пот, ее соки и ее бессмертие. Жизнь всегда рождала
жизнь - таковы законы творящего космоса.
И еще русские странники, значительно уменьшившиеся в числе за годы
безбожия и гонений и все-таки не исчезнувшие совсем, продолжали исполнять
древний негласный завет и по тайному, только им слышному зову, безымянные и
бездомные, неустанно брели с места на место, из одного конца Русской земли в
другой, с Соловков в Чернигов и Киев, оттуда в Углич, Муром, Переяславль или
Суздаль, в Великий Новгород или в Москву, и часто руководящий ими гений
странствий приводил их в самые глухие, заброшенные места, где от монастырей
и храмов давно остались одни развалины и руины, поросшие дикими бурьянами, а
то и лесом. И не было в этом загадочном, почти призрачном братстве не
имеющих крова ни одного усомнившегося, ни одного, кто не стремился бы
добраться до самых истоков древнейшей реки, таившихся в толще земли и
выбивающихся на поверхность из самой сердцевины бытия всего сущего, и
отведать, испить от их мудрости, преисполниться пониманием основ жизни и тем
самым примириться с нею, понять ее, обрести дар пророчества и понести вещее
слово дальше, до самого его завершения.

Одного такого, не от мира сего, без определенного места проживания, без
возраста, родства, по его собственному утверждению, никогда не знавшего ни
отца, ни матери, зимой и летом одетого в один и тот же пропитанный пылью
брезентовый плащ, в приспособленных из кирзовых сапог опорках (отрезал
голенища - и готово), можно было встретить на самых разных дорогах России;
все знавшие его в странствующем мире русских теней не раз сталкивались с ним
в последние годы. И зимой, и летом на нем красовалась одна и та же шапчонка
с оторванными ушами, за спиной - грубо залатанный заплечный мешок. Звали его
все отцом Арсением, окликали, встречаясь, иные с извечной русской
полуусмешечкой-полусмирением перед глухой неизвестностью, чувствовавшейся с
первого же взгляда и слова за плечами отца Арсения, - его явно уважали и
втайне побаивались; о его прошлом ходили самые невероятные, даже
фантастические слухи. Никто не знал, откуда он и когда появился, но видели
его последние два-три года и в Печерской лавре, и в Чернигове, и в Угличе, и
на Соловках, и у Донского монастыря, и в Невской лавре, видели его и у
Троице-Сергиевой лавры, а как-то в погожий и теплый летний день он оказался
и среди развалин Свенского монастыря под деснянскими обрывами, у которого
когда-то шумели знаменитые всероссийские ярмарки; здесь, у бывшей трапезной,