"Петр Проскурин. Судьба ("Любовь земная" #1)" - читать интересную книгу автора

Перекрестившись на божницу, дед Макар хмуро глянул в сторону невестки,
приказал:
- Лукерья, лампаду зажги... человека похоронили... безбожие в мир-то
вломилось... зарыли, вроде так и надо... Не собака же, крещеная душа...
Ни слова не говоря, хозяйка подставила к божнице табуретку, сняла
стекло, зажгла от лампы лучину и перенесла огонек на медную лампадку; когда
она встала на табуретку и потянулась с огнем вверх, Захар, увидев ее полные
белые икры, тотчас безразлично перенес взгляд выше. Серая тьма переднего
угла, шевельнувшись, чуть развеялась от слабого, тайного огонька, проступили
строгие лики святых, проглянули откуда-то непроницаемой черноты глаза, и
позолота на окладах смутно замерцала; дед Макар, за ним и Игнат Кузьмич
перекрестились.
- Эх, Захарка, - огорчился дед Макар, беря в жилистую, непомерно
длинную и еще сильную руку стакан с самогоном, - сами вы ноне все турки.
Православный крест с церкви стянули, нехристи, батюшку выслали, а чем он
вам, опричникам, мешал?
- Ну, ну, дед! - сказал Захар примирительно, но в то же время со
строгостью в голосе к такому случаю. - Поп - это классовый враг на селе, от
него разные вражеские слухи и ползли. Ты вон всю жизнь горбом своим детей
растил, посмотри, руки землей взялись, а он, долгогривый? Вошь у него в
гриве водилась и кубышка в доме пухла, - прибавил он больше от озорства.
- Ты не очень-то на стариков нукай, не запряг пока. А у батюшки дело
такое, божеское, - обиженно сказал дед Макар, намеренно не замечая Захарова
богохульства. - Он моей мужицкой темноте праздником был. А счас что? Душу
негде отвести, пакость одна. - Подслеповато прищурившись на стакан, дед
Макар вздохнул: - Выпить аль нет проклятую? У меня от нее теперя цветы
какие-то с узорами в глазах являются. Дюже чудно, первый-то раз увидел
прошлым годом, в Гараськину свадьбу. Так прямо живмя цветут.
- Выпей, батя, - поторопил Поливанов: старик любил поговорить, мог и на
всякую ненужность наткнуться. - Поцветут да отвянут, поспишь подоле: завтра
сам скоту сена намечу.
Все с интересом наблюдали за тем, как старик, задрав жиденькую,
свалянную в лежании на печи бородку, уже приготовился пить и стакан поднес
ко рту, но, вспомнив, по какому случаю, сначала привстал, помолился на иконы
и только тогда, сказав "ну, за упокой души, заблудшей во мраке мирском",
выпил до дна, огладил бороду и стал со стариковской обстоятельностью жевать
сало.
- У тебя еще, дедушка Макар, зубов полон рот, - сказал Захар с
невольным восхищением. - Крепок же дуб!
- А чего, мне и восьми десятков нету, - сказал дед Макар с еле
приметным неудовольствием на Захара за этот разговор. - Мой батюшка сто
двенадцать отсчитал один к одному, меня шестым десятком родил. Такая порода
поливановская, без гнили. Мы с испокон веку у земли да в солдатах, это вот
ты теперь начальство, говорят, а у начальства всегда иной срок богом
отмерен, сладко едят, много спят, вот оно и того... не гнездится.
- Сами же вы меня в начальство-то упекли, - хмуро пошутил Захар,
стараясь не думать, что дома теперь Фрося возится с найденышем, и еще о том,
что рядом, в другой половине избы, поставленной по достатку через сени, спит
здоровая, горячая девка в самой поре, и оттого ей спится неспокойно и душно.
- Начальствуй, Захарка, начальствуй, вон на днях свояк проезжал из