"Петр Проскурин. Улыбка ребенка (Сборник "Фантастика 75-76")" - читать интересную книгу автора

Выбравшись на берег, я иду вдоль самой кромки прибоя. Океан еще не
успевает успокоиться, но здесь тихо. Выброшенные на песок водянистые тела
медуз бледнеют и тают на глазах, остро и горьковато пахнет солью и
сыростью, залив безлюден, и только голые дети местных туземцев что-то
выбирают из влажных водорослей. Я думаю о предстоящем отъезде на Черный
Остров и останавливаюсь. Наш век, безумная скорость, даже на минуту
задержаться нельзя - голодные не замечают красоты. Рембрандт, Сессю...
Где-то я слышал их имена. Литература? Ха! Живопись? Устарело! Бег, бег!
Вперед! От расщепления атомных ядер до их синтеза, до сверхэлементов,
до... Интересно бы погладить коралловую змею.
Я приподнимаю шляпу - голова совершенно мокрая. Бедный, неразумный наш
мир. Что-то ожидает тебя за первым поворотом истории?
Я спотыкаюсь и едва успеваю ухватиться за нагретый солнцем камень -
рука дрожит, я не могу с ней справиться. Я недоуменно оглядываюсь - в
сухом мареве дрожат красноватые скалы, дробится полоса прибоя, ломит возле
ушей и в затылке. Я с усилием поднимаю голову. Расплавленным шаром висит в
зените солнце. Я не могу сомкнуть век, я чувствую, как выгорают, дымятся
мои глаза. Черная тень _хозяина_, распластываясь, закрывает солнце - боже
мой, боже! Я хватаю и сжимаю свою голову изо всех сил, совершенно слепой,
- значит, Ульт прав, говоря, что я болен. Но уже кто-то другой думает за
меня, он видит меня со стороны, и я неотделим от него. "Чарли, - слышится
мне. - Что тебе надо в этом проклятом мире?"
- А-а...
Медленно возвращается свет, медленно выпрямляется полоса прибоя, скалы
успокаиваются - я стою на ногах, держась руками за гудящую голову, глубоко
увязая ногами в песке. Ко мне бежит старый Ульт, размахивая шляпой.
- Горинг!
Я гляжу на него, не понимая, что ему нужно, почему он так радостно
возбужден. Я еще не здесь. Ульт кажется мне ребенком, большим старым
ребенком.
Он добегает до меня, бросает шляпу и хватает меня за руки. Я близко
вижу его незнакомые, счастливые глаза.
- Что вы, Джефф?
- Она мне улыбнулась, Чарли!
- Кто? - спрашиваю я устало и безразлично.
- Она! Кэтти!
Господи! Какой глупец! И это один из самых выдающихся физиков XX
столетия.
У меня в груди что-то начинает злобно копошиться, копошиться, вот-вот
перехлестнет. Улыбнулась! Чему он радуется? Я снова не могу удержаться от
дурацкого злого смеха. Ульт, болезненно улыбаясь, пятится.
- Профессор, улыбнулась? Ах, черт, хорошо! Чем же вы оплатите такой
вексель? За доверие платят наличными! Они у вас имеются? Сверхэлемент "А"?
Здорово подойдет малютке Кэтти... Смерть радиусом в триста миль!
Белокровие, безногие младенцы! Великолепный подарок...
- Чарли, замолчи-и-те! Ради бога, ради бога...
У профессора растрепаны белые волосы, зрачки расширены. Он вытягивает
вперед длинные руки, словно отталкивает мои слова. Потом поворачивается и
бежит, неловко закидывая ноги. Таким он и остается у меня в памяти. Больше
я его не вижу. Запоминаются узкая длинная спина, втянутая в плечи голова,