"Виктор Пронин. Банда (Банда)" - читать интересную книгу автора

заношенная, но чистая, местами даже выглаженная. Пиджак и брюки хотелось
бы видеть на нем одного покроя, от одного костюма, но это не всем удается.
К тому же тесноват на нем был пиджак, тут никуда не денешься, тесноват. То
ли Пафнутьев купил его таким, то ли сам располнел за те годы, пока этот
костюм носил. Носовой платок при нем был постоянно и, замечали, чистый, но
всегда каким-то несуразным комком, отчего карман пиджака отдувался, а
стоило ему вынуть платок, на пол вываливались крошки, мелочь, обломки
спичек, троллейбусные билеты, какие-то таблетки, понять назначение которых
было невозможно.
С начальством Пафнутьев здоровался постоянно, когда замечал,
разумеется, причем с подчеркнутой уважительностью, даже если не слышал ни
слова в ответ. Некоторые утверждали, что у него и настроение улучшалось,
если удавалось где-то столкнуться с Аниыферовым и хорошо, не торопясь
поздороватся, остановившись и вытянув руки вдоль тела. Впрочем, это могли
быть и наговоры. Но не было, не было в нем блеска, не было
привлекательности, если не для женщин, то хотя бы для мужчин. Ни у тех, ни
у других ничто не содрогалось при виде Павла Николаевича. Женщины не
манили его в укромные уголки, в липовые аллеи под лунный свет, в сиреневые
заросли, в светелки свои, в постельки не завлекали, хотя Пафнутьев и не
возражал бы. И мужчины не тащили его в свои забегаловки, а он и здесь бы
не отказался. Правда, когда все складывалось, от забегаловок Пафнутьев не
уклонялся, посещал. И стаканчик мог пропустить, и второй. Но пить с ним
было неинтересно - не пьянел. Впрочем, нет, он пьянел, но чем больше
выпивал, тем более становился нормальным человеком. И когда собутыльники
теряли всяческую над собой власть, Пафнутьев выглядел как огурчик, был
тверд на ногах, весел, шутлив. И только тогда, только тогда возникал
вокруг него тот самый ореол некоторой привлекательности, которой ему так
не хватало в каждодневной жизни.
Вот этого следователя и вызвал к себе прокурор Анцыферов. До сего дня
Пафнутьев занимался несложными делами и слыл специалистом в семейных
конфликтах, в бухгалтерской отчетности и торговых махинациях. Не потому,
что он действительно во всем этом разбирался, а потому, что никаких других
преступлений Анцыферов просто не решался ему поручить, опасаясь срама и
конфуза.
- Здравствуйте, - произнес Пафнутьев, остановившись в дверях. -
Вызывали, Леонард Леонидович?
- А, Паша! - обрадованно произнес Анцыферов, подошел к следователю,
пожал руку, подхватил под локоток, усадил за приставной столик, участливо
заглянул в глаза.
- Как самочувствие?
- Спасибо. Не жалуюсь. Много доволен, Леонард Леонидович.
- Прекрасное утро, не правда ли? - Анцыферов улыбался широко,
доброжелательно и с заметным превосходством, поскольку был уверен, что на
такие вот необязательные слова следователь сказать ничего не сможет,
недоступны они ему.
- Да, утро ничего, - согласился Пафнутьев. - Мороз и солнце, день
чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный, - вдруг заговорил он нараспев.
- Вставай, красавица, проснись...
- Остановись, - посерьезнел Анцыферов. - Что-то тебя не в ту степь
понесло... На улице жара, асфальт течет, все сточные решетки уж закупорил,