"Почти как люди" - читать интересную книгу автора (Саймак Клиффорд Д.)3Ранним утром в информационном отделе редакции холодно и тоскливо. Это обширное, пустое помещение, и в нем очень чисто, так чисто, что это действует угнетающе. Днем здесь полнейший хаос, от которого комната теплеет и как-то оживает — на столах вырастают груды изрезанной бумаги, на полу валяются шарики скомканной копирки, наколки заполнен доверху. Но утром, после того как здесь пройдутся уборщики, в помещении появляется что-то от ледяной белизны операционной. Две-три горящие лампочки кажутся неуместно яркими, а обнаженные столы и стулья расставлены настолько аккуратно, что от них так и веет унылым будничным трудом. Сотрудники, которые готовили материал к утру, уже несколько часов как разошлись по домам; ушел и Джо Ньюмен. Я думал, что еще застану его, но стол Джо был прибран так же аккуратно, как и все остальные, а его самого и след простыл. Банки с клеем, тщательно вымытые, натертые до блеска и наполненные свежим клеем, сверкающими рядами, торжественно выстроились на столах отдела городских новостей и отдела литературной правки. Каждую баночку украшала кисточка, изящно воткнутая в клей под углом. Ленты с телетайпа были аккуратно сложены на столе отдела последних известий. А из-за перегородки в углу доносилось приглушенное курлыканье самих телетайпных аппаратов, которые деловито выдавливали из себя новости со всех частей света. Где-то в глубинах полутемного лабиринта информационного отдела насвистывал редакционный рассыльный — насвистывал отрывистый пронзительный мотив, который даже не назовешь мотивом. От этого звука меня передернуло. В такой ранний час свист где-то граничит с непристойностью. Я прошел к своему столу и сел. Кто-то из уборщиков собрал в одну стопку все мои подборки и научные журналы. Только вчера к вечеру я внимательно просмотрел их и отложил те, что мне могут понадобиться для будущих статей. Я свирепо посмотрел на кипу журналов и выругался. Теперь мне придется перерыть все заново, чтобы найти отобранные накануне номера. На чистой поверхности стола во всей своей бледной наготе разметался свежий номер утреннего выпуска газеты. Взяв ее, я откинулся на спинку стула и принялся просматривать столбцы новостей. Там не было ничего из ряда вон выходящего. В Африке по-прежнему было неспокойно, а беспорядки в Венесуэле выглядели совершенно непотребно. Какой-то тип перед самым закрытием ограбил аптеку в центре города, и в газете была фотография, на которой зубастый продавец показывал скучающему полицейскому место, где стоял грабитель. Губернатор заявил, что законодательный орган, собравшись в будущем году, должен будет в обязательном порядке заняться поисками новых источников государственного дохода. Если это не будет сделано, предупреждал губернатор, средства штата истощатся. С подобным заявлением губернатор выступал уже неоднократно. Верхний левый угол первой страницы занимал обзор экономики района, подписанный Грэнтом Дженсеном, редактором отдела промышленности и торговли, Грэнт пребывал в одном из своих профессионально-оптимистических настроений. Кривая коммерческой деятельности неуклонно поднимается, писал он. Розничная торговля процветает, наблюдается подъем в промышленности, в ближайшее время не ожидается никаких трудовых конфликтов — словом, кругом полное благоденствие. В особенности это относится к строительству жилых зданий, сообщала далее статья. Спрос на дома превысил предложение, и все строительные подрядчики федерального округа завалены заказами почти на год вперед. Боюсь, что я не справился с зевотой. Несомненно, так оно и есть, и тем не менее это был все тот же застарелый словесный понос, которым хронически страдали подобные Дженсену ничтожества. Но хозяину это понравится, ведь именно такие вот статьи и взбадривают клиентов-рекламодателей, оказывая на них психологическое воздействие, и сегодня в полдень матерые финансовые волки, собравшись к ленчу в «Юнион Клаб», будут горячо обсуждать статью из утреннего выпуска. Допустим, что все наоборот, сказал я себе, допустим, что торговля в упадке, что строительные компании обанкротились, что заводы начали выбрасывать рабочих на улицу — так ведь пока окончательно не подопрет, в газете не появится об этом ни строчки. Я сложил газету и отодвинул ее в сторону. Открыл ящик, вытащил пачку заметок, которые набросал накануне во второй половине дня, и начал их просматривать. Лайтнинг, редакционный рассыльный, вышел из тени и остановился около моего стола. — Доброе утро, мистер Грейвс, — сказал он. — Это ты свистел? — поинтересовался я. — Угу, видать, это был я. Он положил передо мной на стол корректуру. — Ваша статья для сегодняшнего номера, — сказал он. — Та самая, в которой вы объясняете, почему вымерли мамонты и другие крупные животные. Я подумал, что, может, вам захочется взглянуть на нее. Я пробежал глазами корректуру. Какой-то остряк из отдела литературной правки, как водится, состряпал для нее разухабистый заголовок. — Раненько вы сегодня, мистер Грейвс, — заметил Лайтнинг. — Нужно подготовить материал на две недели вперед, — сказал я. — Я уезжаю в командировку. — Слыхал, слыхал, — оживился он. — По астрономической части. — Что ж, пожалуй, это близко к истине. Загляну во все большие обсерватории. Должен написать серию статей о космосе. О дальнем. Всякие там галактики и тому подобное. — Мистер Грейвс, — спросил Лайтнинг, — как, по-вашему, они дозволят вам хоть чуток посмотреть в телескоп? — Сомневаюсь. Время наблюдений расписано до минуты. — Мистер Грейвс… — Что еще, Лайтнинг? — Как вы думаете, есть там люди? На этих самых звездах? — Понятия не имею. Этого никто не знает. Но, очевидно, где-нибудь все-таки должна существовать жизнь. — Такая, как у нас? — Нет, едва ли. Лайтнинг потоптался немного и вдруг выпалил: — Вот черт, чуть не забил. Вас тут хочет видеть какой-то тип. — Он здесь? — Ага. Ввалился сюда часа два назад. Я сказал ему, что вы еще не скоро будете. А он все-таки решил подождать. — Где же он? — Прошел прямехонько в комнату радиопрослушивания и плюхнулся в кресло. Сдается мне, что он там заснул. — Так пойдем посмотрим, — сказал я, поднимаясь со стула. Мне следовало бы догадаться сразу. Такой номер мог отколоть один-единственный человек на свете. Только для него одного ничего не значило время суток. Он полулежал в кресле с детски-наивной улыбкой на лице. Из многочисленных приемников неслось невнятное бормотание департаментов полиции, патрульных автомашин, пожарных депо и других учреждений, стоящих на страже законности и порядка, и под аккомпанемент всей этой тарабарщины он деликатно похрапывал. Мы стояли и смотрели на него. — Кто это, мистер Грейвс? — спросил Лайтнинг. — Вы его знаете, мистер Грейвс? — Его зовут Кэрлтон Стирлинг, — ответил я. — Он биолог, работает в университете, и он мой друг. — А на вид никакой он не биолог, — убежденно заявил Лайтнинг. — Лайтнинг, — сказал я этому скептику, — со временем ты поймешь, что биологи, астрономы, физики и прочие представители этого ужасного племени ученых такие же люди, как и мы с тобой. — Но ворваться сюда в три часа ночи! В полной уверенности, что вы здесь. — Это он так живет, — объяснил я. — Ему и в голову не придет, что остальная часть человечества может жить иначе. Такой уж он человек. Что правда, то правда, таким он и был. У него были часы, но он ими не пользовался — разве что засекал по ним время, когда ставил опыты. Он никогда не знал, день сейчас или ночь. Проголодавшись, он без особой щепетильности любыми средствами раздобывал себе что-нибудь съестное. Когда его одолевал сон, он забивался в какой-нибудь уголок и проваливался на несколько часов. Закончив очередную работу или просто охладев к ней, он уезжал на север, к озеру, где у него была своя хижина, и бездельничал там денек-другой, а то и целую неделю. Он с такой последовательностью забывал приходить на занятия, так редко являлся читать лекции, что администрация университета в конце концов махнула на него рукой. Там уже даже не притворялись, что считают его преподавателем. Ему оставили его лабораторию, и с молчаливого согласия начальства он окопался в ней со своими морскими свинками, крысами и приборами. Но деньги ему платили не зря. Он постоянно делал какие-то сенсационные открытия, что привлекало всеобщий интерес не только к нему, но и к университету. Что касается его лично, то он с легкой душой мог бы всю эту славу отдать университету. Будь то мнение прессы, официальной общественности или еще чье-нибудь — Кэрлтону Стирлингу все это было безразлично. Он жил только своими экспериментами, жил только для того, чтобы без устали копаться в тайнах, существование которых воспринималось им как брошенный лично ему вызов. У него была квартира, но иной раз он по нескольку дней кряду не заглядывал в нее. Чеки на зарплату он швырял в ящики письменного стола, и они скапливались там до тех пор, пока ему не звонили из университетской бухгалтерии, чтобы узнать, какая их постигла судьба. Однажды он получил приз — не из высоких и импозантных, но все же достаточно почетный, к нему еще прилагалась небольшая денежная премия — и забыл явиться на торжественный ужин, на котором ему должн были этот приз вручить. А сейчас он спал в кресле, запрокинув голову и вытянув свои длинные ноги под стойку радиоприемника. Он тихонько похрапывал, и в эту минуту в нем невозможно было распознать одного из самых многообещающих ученых мира — он походил скорее на проезжего, который случайно забрел сюда в поисках ночлега. Он нуждался не только в бритье — ему не помешало бы и постричься. Небрежно повязанный галстук сбился набок и весь был покрыт пятнами — вероятнее всего, от консервированного супа, который он разогревал прямо в банках и рассеянно ел, мысленно сражаясь с очередной проблемой. Я шагнул в комнату и осторожно потряс его за плечо. Проснулся он легко, даже не вздрогнул и, взглянув на меня снизу вверх, ухмыльнулся. — Привет, Паркер, — сказал он. — И тебе привет, — отозвался я. — Я бы дал тебе выспаться, но ты так вывернул шею, что я побоялся, как бы ты ее себе не сломал. Он подобрался, встал и последовал за мной в информационный отдел. — Уже почти утро, — проговорил он, кивнув на окна. — Пора просыпаться. Я взглянул на окна и увидел, что ка улице уже начинало светать. Он расчесал пятерней свою густую шевелюру и, словно умываясь, провел несколько раз по лицу ладонью. Потом полез в карман и вытащил пригоршню скомканных банкнотов. Выбрав две бумажки, он протянул их мне. — Держи, — оказал он. — Случайно вспомнил. Решил, что лучше отдать их сразу, а то опять вылетит из головы. — Но, Кэрл… Он тряс двумя бумажками, нетерпеливо суя их мне в руку. — Года два назад, — бубнил он. — Тот уикенд, который мы с тобой провели у озера. Я тогда спустил все до последнего цента на игорные автоматы. Я взял у него деньги и положил в карман. О том событии у меня остались довольно смутные воспоминания. — Выходит, ты зашел только для того, чтобы отдать мне долг? — Конечно, — ответил он. — Проезжал мимо и увидел возле дома стоянку. Решил навестить тебя. — Но я ведь по ночам не работаю. Он улыбнулся. — Ну и что? Зато я немного всхрапнул. — Я накормлю тебя завтраком. Тут через дорогу закусочная. Подают вполне съедобную яичницу с беконом. Он покачал головой. — Должен ехать обратно. И так потерял уже бездну времени. Меня ждет работа. — Что-нибудь новенькое? — полюбопытствовал я. Секунду поколебавшись, он ответил: — Не для прессы. Пока. Может быть, позже, а сейчас — ни-ни. До этого еще далеко. Я ждал, не спуская с него глаз. — Экология, — произнес он. — А точнее? — Паркер, ведь ты же знаешь, что такое экология. — Разумеется. Это взаимоотношение различных форм жизни и окружающих ее условий. — А ты когда-нибудь задумывался над тем, какими свойствами должен обладать живой организм, чтобы совершенно не зависеть от окружающих его условий? Каким должно быть, если можно так выразиться, неэкологическое существо? — Но ведь такое невозможно, — возразил я. — А пища, воздух… — Пока это только идея. Предчувствие. Своего рода головоломка. Загадка приспособляемости. Вполне возможно, что это не даст никаких результатов. — Все равно я теперь от тебя не отстану. — Твое дело, — сказал он. — Кстати, когда выберешься ко мне, напомни про пистолет. Про тот, что я взял у тебя, уезжая к озеру. Месяц назад, отправляясь в свою хижину, он одолжил у меня пистолет, чтобы поупражняться в стрельбе в цель. Ни одному мало-мальски нормальному человеку, за исключением Кэрлтона Стирлинга, не пришло бы в голову стрелять в цель из пистолета 303. — Я израсходовал твои патроны, — сообщил он. — Купил новую коробку. — Можно было обойтись без этого, — Черт побери! — воскликнул он. — Я тогда отлично провел время. Он даже не попрощался. Просто повернулся на каблуках и, выйдя из отдела, зашагал по коридору. Мы слышали, как его подошвы дробно застучали вниз по ступенькам. — Мистер Грейвс. — изрек Лайтнинг, — у этого парня мозги набекрень. Я оставил его слова без внимания. Вернулся к своему столу и попытался взяться за работу. |
||
|