"Николай Прокудин. Сибирская трагедия" - читать интересную книгу авторалет. Что хотели власти, то и творили!
Однажды лаву не удержали. Обрезало четыре метра. Стойки ломались, как спички, не успевали их подрубать и новые ставить. Молодому парнишке руку породой прижало. Он орет: "отруби ее, а то совсем завалит рудой! Я думаю: отрублю, посадят за членовредительство в лагерь". Стойку подсунули с напарником, он чуть отжал, а я Васькину ладонь выдрал из породы. Кожу ободрал, жилы потянулись, но вытянул (рука у него все одно позже высохла). Следствие завели. Горного мастера сразу на выходе из забоя забрали. Дали прикладом в зубы, и в "воронок", объявили вредителем (вернулся он с Севера, лишь через семнадцать лет после смерти Сталина, не человек, а тень). Но меня беда миновала. В сороковом некоторое послабление пошло, разрешил комендант мне как примерному "стахановцу", домишко построить и из барака отселиться. Большущую избу построил. Я зело люблю основательность. Курсы десятников закончил, стал бригадиром. К той поре выучился я на горного мастера. Одно время работал десятником на погрузке. Если вовремя вагоны не загрузишь, вредительство - под суд. Так то! Я к тому времени почти всю родню, что на свободе была, вольными, на шахту перетянул. А тут "ерманец" попер войной! У меня "бронь", на фронт не забрали, уголек -то нужен и армии и заводам. Война проклятая наш род сильно подкосила. Тех пацанов, что на поселении выжили, подчистую загребли на фронт в сорок первом. Под Москву бросили, под немецкие танки. Брат наш средний, Матвей, как услышал про войну и вспомнил молодость: " О, я с немчурой под Аршавой (Варшавой) бился!" Благословили мы детей на ратные подвиги. Н- да, подвиги.... Выгребли из дворов пацанов и опустели улицы. Пошли похоронки Сигитовых идет в строю, а сам по дороге говны замерзшие пинает и хохочет. Вояки... У брата Матвея два парня погибли сразу, и третий Ефим без ноги вернулся. Пошли возвращаться инвалиды, тяжело раненые. Волобаев, сосед, пришел с фронта, в чем только жизнь теплилась? Худющий. И как жил не понятно. Лобной кости почти не было, осколком снесло половину. Фрол, брат наш двоюродный, в окружение оказался под Киевом вместе со всем с полком. Ни патронов, ни снарядов не осталось. Командир полка объявил приказ: выбираться за Днепр, кто как может. Попал в плен. Куда его только не заносило, как бывшего шахтера. В Польше, во Франции, в Африке у мавров горбатился, на заводе в Бельгии трудился. Рассказывал, однажды деталь плохо сделал, ему немцы говорят: " Рой могилу!". Встал фриц перед ним, стрельнул над головой, затем побил палкой, и вернул к станку. Повезло, пожалели. Но покуда могилу рыл - поседел. В сорок пятом его американцы освободили, отпустили домой. Наш "СМЕРШ"* рассудил, что был предателем, раз не умер на немецкой каторге. Трибунал милостиво пятнадцать лет дал. А исполнилось тогда парню только двадцать шесть лет. Из них четыре - отбатрачил на фашистов в плену. После еще десять лет отработал в лагерях на Дальнем Востоке. Со смертью Берии ослобонили. В двадцать один год забрали на фронт, а в тридцать пять вышел из лагеря инвалидом. Заикался, трясся, постоянно болел, мучался, мучался, да и умер. Посля Победы вернулся из лагеря другой мой брат Герасим. Выжил чудом. Обвинили в заговоре против Сталина. Дали десять лет. Почему не добавили срок? Кто знает! Может оттого, что старый... Он подписал протокол после |
|
|