"Валерий Привалихин. Золотой мираж (приключ.роман)" - читать интересную книгу автора

- Знаешь, не дури. - Шишка опять поднес горящую свечку к ноге Головачева,
правда, ненадолго.
- Он позавчера объявился, чуть не год пропадал. Попросил коней достать,
на заимку свезти.
- На какую заимку?
- На его. У Хайской дачи.
- Зачем свезти? Говори, говори, язык тебе - одно спасение, - подбадривал
Шишка.
- Не сказывал.
- А где коней взял?
- У татарина одного под залог.
- Крупный, небось, залог купец дал?
- Да без гроша он пришел. В Красноярске дворничал, на путь домой собирал.
Сам я за все платил.
- Ну-к, погрей ему лапы, да получше, чтоб врать не повадно, - вмешался
Скоба в разговор. - Сдался бы тебе хозяин нищий. Платить за него, возить за
так.
- Не за так. Не вру, - поспешил, упреждая продолжение пытки огнем,
говорить Головачев. - На заимке, слово купца дал, рассчитается.
- Как? Чем рассчитается?
- Не обговаривали. Внакладе, сказал, не останешься.
- Дорогу к заимке можешь показать?
- Известно. У самого Орефьева озера.
- Ну что, купец, есть все-таки кубышка-то, а? - Скоба приблизил свое лицо
к лицу Шагалова. - Е-есть. Отдай, да живи с миром.
Немигающие глаза Шагалова смотрели мимо бандита на зыбко проступающий в
полумраке иконный лик.
Огарок в руках у Скобы совсем укоротился. Он помнил: входя, у стены видел
свечной ящик. Сам сходил, взял полную горсть свечей, запалил новую.
- Будем еще греть ноги,- сказал.- И ты продолжай, - велел Шишке, кинув
ему пару свеч: - Он хитрит, думает, купца изведем, его отпустим, все ему
достанется.
- Христом Богом закли... - вырвался из груди Головачева вопль отчаянья.
Крахмальный Грош одним точным движением угасил этот резонирующий под
сводами вопль.
Опять запах паленины смрадно поплыл по церкви, только теперь он был куда
гуще. Опять привязанные пленники то судорожно тщетно пытались вырваться из
пут, то затихали, обмякали, впадая в беспамятство. И так, пока Скоба не
решил сделать перерыв.
- Христом Богом молю, Петр Иннокентьевич, скажи им. Изведут ведь, -
запричитал, захлебываясь, Головачев, едва вынули ему кляп.
Перевел немного дыхание, продолжал:
- Пощади! Или я плохо служил тебе? Видишь, даже Господь не за нас, не
слышит. Если что осталось у тебя - крохи ведь. Стар ты, дела не выправишь.
И один, как перст... Пожалей, Петр Иннокентьевич...
То ли боль от пыток, то ли жалость к преданному до нынешнего дня
доверенному, имеющему на руках большую семью, а скорее всего, напоминание о
старости и одиночестве, сознание, что с помощью содержимого шкатулки
кедровой былого не вернешь, воспоминание о своем-чужом доме, мертвом
холодном кафедральном соборе, что бы ни было, но сыграло роль, сломило