"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

В первую ночь хозяин поселил нас на скотном дворе, где из-за летней
духоты ночевали у него жена и дочь. Мы поперву их не увидали, только
почувствовали, как они на нас зырят из темноты, шепчась между собой.
С рассветом рассмотрели: жена некрупная, чуть располневшая женщина
неопределенного возраста: то ли тридцать ей, то ли пятьдесят.
Впрочем, мы в ту пору резонно считали, что после двадцати лет все
перестарки. А вот дочь у них - подросток, нам ровня, беленькая, голенастая
и, как выяснилось, смешливая. И хоть они свои, жена и дочь, а, судя по
всему, такие же батраки, как мы...С утра до ночи при хозяйстве или на
огороде.
В тот день их отослали на луг косить траву, а нас с Шабаном со двора не
пустили. Лешак показал на сваленные в углу березовые стволы, на двуручную
пилу, что висела в сенцах на стене, и велел напилить дров.
Временами возникал неожиданно, как черт из-под печки, у нас за спиной,
наблюдал коротко, как работаем, и снова исчезал. В обед объявились женщины,
и он приказал дать нам хлебово. Он так и сказал:
"Дайте им хлебово", - и ткнул пальцем на ведро в углу избы.
- Так это же корм для поросят? - робко заметила жена.
- Конечно. Что им, готовить отдельно? - буркнул он. Но потом велел
отрезать по ломтю хлеба. - Они вон кубометра не осилили... Чего задарма
кормить-то?
После обеда до темноты, которая долго не наступала, опять пилили дрова,
пока не возник Лешак и не пробормотал, глядя в землю: мол, хватит мучить
пилу, ступайте пить чай да на покой.
От чая мы отказались. Ни аппетита, ни сил, едва дотащились до места.
А место для спанья нам назначили на этот раз в старой бане, на
задворках избы, за огородом. Дверь, чтобы мы не деранули, заперли снаружи на
засов. Пахло сыростью, углем, мокрицами. Было душно.
Но если честно, мы в тот день ни о чем не мечтали, только бы добраться
до лежанки и завалиться спать.
Мы не знали, подслушивает ли нас старый Лешак, однако вели разговор с
Шабаном негромко, с оглядкой на крошечное, в ладонь, окошко.
- Надо драпать, - сказал Шабан мрачно. - Он нас за скотину держит.
- Куда? - спросил я.
- А что? В вагончик не пустят?
- Нас же продали, - напомнил я. - Обратно вернут. А то еще и на шахту
для острастки сбагрят... Думаешь, лучше?
- Как у Мешкова...
- Там хоть взаперти не держали!
- Да можно хоть в окошко... Если голова пролезет...
- Тише ты! Давай спать. Завтра решим.
На следующий день нам удалось перемолвиться с женщинами. Выяснилось:
никакие они не жена и дочь, а так, дальняя родня. Седьмая вода на киселе.
Батрачат за несколько мешков картошки да за прокорм во время найма. Про
Лешака, звать его, оказывается, Глотыч - то ли имя, то ли кличка, - говорят
торопливо, с оглядкой. Кержак, мол, бессемейный, молчун, людей не любит, не
верит никому. В деревне его тоже сторонятся. Работал в энкеведешной охране,
в Полуночном, оттуда вся его угрюмость. А теперь отстроился, завел
хозяйство, крепкое, потому что сам работяга. Молоко, масло, картошку - гонит
на рынок, деньги копит. А для кого копит, если одинок? Ну а чтобы сельсовет