"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- И не будет, - подсказала другая, но с оглядкой. - Захотим, так
возвращаться все равно некуда...
Перебивая друг друга, женщины поведали, как их загребли на так
называемый "трудовой фронт". Тут они перешли на шепот, хотя кругом никого и
не было. "Везли, - говорят, - как вас, в товарняках, выгрузили в лесу,
приказали строить жилье да вкалывать. Кому на руднике, а кому лес валить...
И всем, понятно, без права отлучки". И уж совсем тихохонько подробности про
тех, кто, не дай Бог, сбежит и кого поймают... Того враз "тройкой" осудят за
саботаж али за дезертирство и "садют по-настоящему". А могут еще дать и
"вышку".
Вот недавно в газетах прописали...
Тут какая-то из бабенок заметила, что сторонний человек приближается
(это был Петька-придурок), и уж нарочито громко заговорили о концерте,
который был здесь для них, как свет в окошке. И дальше, отчего поселок так
прозывается. С работы приходят, а уже полночь, вот и придумали прозываться
Полуночным. Люди дивятся: бараки, рудник, тайга, а имя-то особенное.
В ту же ночь, после концерта, услышали мы сквозь сон возле вагона
голоса. Похоже, как раньше, только не было в голосах прежнего остервенения.
Снова застучало, зазвенело о камень железо, лопаты и кайлы, а когда утром
высыпали на привычный уже, истертый ногами пятачок, вдруг обнаружили, что
никакой колючки вокруг нас нет. И столбов нет. Все сняли и унесли.
Концерт стал открытием не только для поселковых, но и для нас самих.
Удивили Костик и Шабан. Но слышней, чем песни теть-Дуни, прозвучали для
меня голоса двух сестренок. Особенно вторая песенка, которая про
"тройку". Не она ли была посланием, о котором предупреждала Зоя?
Терем ли, вагончик ли... Но уж точно темная ночка, когда можно, как в
песне, ускакать куда-нибудь подальше. Эта песня, ее слова прострелили меня
насквозь.
Весь день я бродил вблизи сестер, хотел найти подтверждение своей
догадке. Но не было ни одного ответного взгляда, даже легкого внимания.
Сестры сами по себе, а я сам по себе.
Когда повели нас с Шабаном вечером на очередной бал, вдруг услышал я из
какого-то вагона пение. Я даже не сразу сообразил, что это наш немчик
Ван-Ваныч рулады выдает. А пел он по-немецки не больше не меньше, как
русскую народную песню про Стеньку Разина... Как там:
"Из-за острова на стрежень, на простор речной волны..." Это сперва я
так подумал, что "Из-за острова на стрежень", а потом разобрал: слова-то
звучат другие. И вот какие:
Как дела идут, Антоша? Как живете без меня?
Я здесь заперт, но не плачу: кормят, поят, что еще...
Не только я, наш Петька-придурок тоже прислушался, хмыкнул довольно:
- Во-о! Немчура... А какие песенки-то поет!
- Про Стеньку Разина... - на всякий случай подхватил я.
- Я и говорю. Вражина, а знает, что петь!..
- Знает! Знает!
Ван-Ваныч между тем свой концерт продолжил, голос его звучал из вагона,
как по радио. Только слова были для одного меня.
Но без вас я тут скучаю и не знаю, что нас ждет,
Может, лагерь, может, шахта, но скорей бы был конец...
- Баста! - сказал Петька-недоносок. - Радио закончилось! - И посмотрел