"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Синий, держал на вытянутых руках играющий на ходу патефон.
Иголка у патефона от сотрясения прыгала с дорожки на дорожку, сбивая
мелодию, но можно было разобрать, как женский голос выводит довоенную
песенку "Катюша". Знакомые слова... Ты, мол, землю, береги родную, а любовь
Катюша сбережет... Прям к нашей жизни...
Патефон водрузили на столе, а пластинку завели снова.
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой...
- Танцуем! - крикнул Волосатик.
А Лешка Белый вдруг еще побелел, как перед атакой, гаркнул во все
горло:
- Слушать команду! Один солдат в две шеренги ста-но-ви-и-сь!
Меня подтолкнули к Зойке со словами:
- Работай, подкидыш! Пайку получишь!
- Тан-цуй танго! - заорал Волосатик.
- Но я... Я не умею, - сознался я.
Я и, правда, никогда в жизни не танцевал, да еще под патефон.
- А тут уметь не надо. Двигай ногами! А мы полюбуемся!
- Тренье двух полов о третий!
Так они острили, расположившись за столом и наблюдая за нами. Шабану
всучили Милку, мне Зойку, что было особенно противно. Она послушно протянула
руки, которые были холодны, как лед. У меня от ее холода даже пальцы
онемели, будто танцевал с покойником. Да, и впрямь, она была как неживая,
сомнамбула, лягушка из болота, которую велели взять в руки. Я опустил глаза,
чтобы она не увидела, как я ее сейчас ненавижу. Но она тоже смотрела в пол.
Наверное, она так же ненавидела меня.
Мы сделали несколько шагов в такт музыке. И еще несколько шагов.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла...
Из-за стола с одобрением крикнули:
- Бал продолжается, господа офицеры!
Милка, это случилось за перегородкой, укусила Волосатика.
Взбесившись, он стал бить ее по губам, расквасил лицо. Пообещав выбить
зубы, для пущей безопасности ее вытолкали из штабного вагона, а Зойку,
которая все время молчала, оставили до утра.
Но и Зойке внушили напоследок, что, если и она себе позволит что-нибудь
подобное, они изнасилуют Шурочку. Нет, они отдадут ее для потехи
Петьке-придурку, у которого в голове, как известно, торричеллиева пустота,
зато своей ялдой может невзначай кого-то зашибить.
Кричал Волосатик, а другой, Синий, только улыбался. Один Белый Леша
продолжал сидеть за столом, раскачиваясь, как маятник, и не поднимая
стриженой головы.
Но однажды отреагировал, ни к кому, впрочем, не обращаясь:
- Зойку не трожь! И сестру ее! Слышите? - И членораздельно: Зойка...
мне... нужна...
И все заткнулись.

8

Милка в углу вагончика рыдала так, что никто из нас не мог заснуть.