"Анатолий Игнатьевич Приставкин. Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

- Хоть ты конченый, все равно не скажу.
- Сурок! - догадался я. - Но ведь говорили, что он сбежал?
- От нас не сбежишь, - произнес уверенно Пузырь и стал запирать дверь.
- А жрать принесут? - крикнул я вдогонку.
- Еще чего, - отвечал он уже из-за двери. - Зазря на тебя добро
переводить. Ты же не коза... Блеять не станешь! - И он засмеялся, довольный
своей шуткой.
Я огляделся. Все тут было мне знакомо. Сарай был срублен из бревен, как
изба, и все в нем было сделано прочно и основательно. Почерневшие от времени
неровные стены с торчащей из пазов рыжей паклей, железная крыша, под которой
свивали гнезда воробьи. Пол, правда, был земляной, но устлан истлевшей
соломой. Старый, из толстых досок, спалили еще в первую военную зиму. Было и
окошко, но его заколотили накрепко горбылем, в щели пробивался неяркий свет.
Говорили, что бывший владелец дачи устраивал здесь на ночь своих гостей, и
от тех неведомых времен в углу остались остов железной койки без матраца и
почему-то детские санки. В другом углу стояли две рассохшиеся бочки, от них
мы отламывали доски, когда хотели развести костер.
Когда-то я здесь тоже кое-что заначил, и оно должно было меня
дожидаться, если, конечно, никто мою заначку не распотрошил. Но сейчас было
не до этого. Я присел на железный край койки и стал соображать. Соображения
были самые простые. Влип из-за девки, а теперь утопят. В дерьме. Я уже
слышал, что урки изобретательный народ. Особенно, если надо какое дельце
похоронить. И бабкам на пирожки или на студень продадут, и в ледяную горку
зимой могут залить. Так что это еще не самый худший конец. Только противно в
дерьме среди белых червей плавать. Сверху через дырки рыла глазеют,
отталкивая друг друга, а то и гогочут, потешаются, тоже ведь зрелище. Хоть в
нос шибает. А ты с вытаращенными от ужаса глазами еще дрыгаешься, чтобы на
поверхности удержаться, и голову задираешь кверху, чтобы воздуха чуть
глотнуть...
Я помотал головой и заставил себя думать о другом: как отсюда
драпануть. Хоть Пузырь и предупредил, что от них, мол, не сбежишь. Сбежать,
взломав двери, не удастся, это я с самого начала знал. И запоры крепки, и за
дверью сторож из ребят, завопит, если что. Да и крышу голыми руками не
проломишь. А будешь ломать, услышат. Разве что копать под стену?
Я прощупал нижние венцы, пройдя квадратом по сараю. В одном месте
наткнулся на оголившийся кирпичный фундамент и понял, что строили здесь на
совесть. Это нынешние алкоголики на каменные столбы коробку поставят и
безумно рады, что не заваливается по весне, когда снег тает. А прежние-то не
только крепкие руками, но и крепкие умом были, знали, что и как надо делать.
Поняв, что сбежать не удастся, я сосредоточился на воспоминаниях,
ничего другого не оставалось. Не хотелось проворачивать заново то, что
произошло в киношке, но я и сейчас был уверен, что вел там себя как надо.
Они на суде кричали: "Испугался, испугался", а никто не спросил: может, мне
жалко ее стало. А не спросили потому, что этого слова не знают и не могут
они о жалости судить. Птенец выпадет из гнезда, и то пожалеешь, чтобы кошка
не съела. А тут живой человек... Беретик с косичками, светленькая челочка и
синие-синие глаза...
Но и синеглазка, как я ее назвал, не была сейчас главной в моих
воспоминаниях. Я картину с красивой мамой и кучерявым сынком стал
восстанавливать кадр за кадром, и вот чудо - ничего не пропало. Как она