"М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина. Мы с тобой. Дневник любви" - читать интересную книгу автора

Китеже". В ней глубинная родная тема всплыла на поверхность, достигла нашего
слуха в творении Римского-Корсакова с тем, чтоб снова затонуть. Но она
коснулась скромно-го начинающего в те годы писателя в повести "У стен града
невидимого" и уже не замолкала для него никогда.
В 1937 году, поселяясь среди шумного совре-менного города, он
записывает: "Я хочу создать Китеж в Москве". В 1948 году. 6 октября: "Мне
снилось, будто мать моя в присутствии Л. спро-сила меня, что я теперь буду
писать.
-- О невидимом граде,-- ответил я.
-- Кто же теперь тебя будет печатать? -- спросила Л.
-- Пройдет время,-- ответил я,-- и я сам пройду, и тогда будут
печатать. Может быть, еще ты успеешь и поживешь на мою книжку... Мать
смотрела на меня внимательно, вдум-чиво" 6.
Мы готовились встретить шестнадцатое ян-варя 1954 года, но в этот день
на рассвете Михаил Михайлович скончался.
Один и тот же день встречи и расставанья, как две стены, замкнувшие
круг двух жизней. Эти жизни были истрачены целиком на "без-делье", так может
сказать иной,-- да, на поиски смысла... Чтоб найти этот смысл, надо было
опереться хотя бы на одного единомысленного друга, встретить его на
безнадежно запутанных дорогах жизни.
Самым точным было бы сказать (знаю, это прозвучит наивно): эти двое
были захвачены жаждой совершенства для себя и для всех, совершенства
единственно необходимогои,в то же время,безусловно недосягаемого... И,тем не
менее, только идеал совершенства является источником силы, даже у ребенка,
когда он лепит пироги из песка и из камешков возводит здания. Это знает
каждый, кто хоть издали прикосновенен творчеству.

...Вернемся к прерванному рассказу.
Итак, Пришвин условился со мной о работе, а сам занялся подготовкой к
выступлению в Ли-тературном музее о Мамине-Сибиряке. Конеч-но, не только
из-за Мамина задумал он это выступление, а чтоб спасти отношения с
жен-щиной, которые сам же старательно разрушал. Он размышляет о Мамине в
самом ему сейчас близком плане -- любви к женщине:
"Есть писатели, у которых чувство семьи и дома совершенно бесспорно
(Аксаков, Ма-мин). Другие, как Лев Толстой, испытав строи-тельство семьи,
ставят в этой области человеку вопрос. Третьи, как Розанов, чувство семьи
трансформируют в чувство поэзии. Четвертые, как Лермонтов, Гоголь,--
являются демонами его, разрушителями. И, наконец (я о себе так
думаю),остаются в поисках Марьи Моревны, всегда недоступной невесты".
Но как только писатель взялся за перо, чтоб набросать конспект
выступления, на бумагу выливается поток мыслей, перехлестывающий чувство к
женщине. Он мыслит уже как бы из самого сердца современности. Эта
современность -- террор сталинского режима внутри страны, а извне -- угроза
мировой войны.
Что может спасти Родину? Только любовь к отечеству -- патриотизм. И
Пришвин, начав о любви к женщине, незаметно для себя говорит уже о любви к
Родине, к России.
Размышления о Мамине вытекают из только что приведенного нами разговора
Пришвина с "пораженцем" Разумником Васильевичем. Пришвин ставит в нем тему о
строительстве жизни в настоящем -- о "доме жизни" взамен недоступной мечты.