"М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина. Мы с тобой. Дневник любви" - читать интересную книгу автора

повернулся к мосту, мне стало страшно: Командор стоял на мосту. И только я с
ним поравнялся -- он тронул меня пальцем, и я полетел с моста в черную воду,
дымящуюся от стужи.
Я плаваю и спрашиваю вверх Командора:
-- Долго ли мне тут плавать?
-- Нет,-- ответил он,-- недолго. Вода холодная,-- как дурь твоя
пройдет, так все и кончится.
11 января. Таков ли мой талант, чтобы мог заменить молодость, такая ли
это женщина, чтобы могла удовлетвориться талантом? Кому-то может заменить...
Но та ли эта женщина -- неизвестно.
12 января. Она была у меня, и я прочел ей и подарил написанный рассказ
на тему записи о сне. Рукопись она забыла умышленно или случайно на столе.
13 января. Непосланное письмо "К. Б.! стало ясно, что из работы над
моими дневниками у нас ничего не выйдет. Мало того! Моя повесть по всем швам
затреща-ла. Очевидно, что поезд подошел к моей станции, и приходится
выходить из вагона. Уношу от нашей встречи новую уверенность, что Марья
Моревна суще-ствует и мой колобок недаром бежит по земле. Всего вам
доброго".
(Рядом на полях позднейшая приписка): Политика вместе с самим
государством, по общему мнению, является неизбежным злом. Но политика в
отношениях личных между людьми является просто злом и может быть устранена.
Поэтому письмо посылать незачем. Это ведь только предлог для возобновления.
Все понятно: про-тив Командора невозможно идти. Рассказом о "Ко-мандоре" все
и кончилось, и не нужно ни письма,посылать, ни креста надевать. Да! не нужно
ни письма посылать, ни креста надевать: все прошло, как неваж-ная
репетиция".

Пришвин уезжает на охоту в Загорск, чтобы выйти из-под гипноза своей
"дури" -- ненуж-ного чувства. В поезде он записывает только одну строку: "Не
страшно, что будут судить, а страшно, что при общем смехе еще и оправ-дают!"
В тот же день запись: "Павловна сразу же ни за что накинулась на меня,
как лютый зверь. Вот какая болезнь, что человек звереет... Чем больше будет
болеть Павловна, тем мне нужно быть к ней внимательней". "Внимание есть
основной питательный ор-ган души, всякой души одновременно: великой и
маленькой..."
Во всех ошибках прошлого в отношении близких людей Пришвин винит себя
одного, он вспоминает: "В любви моей была спешка эгои-стическая с
неспособностью вникнуть в душу другого человека". Это относит он одинаково и
к жене, и к отказавшей ему некогда невесте. Всю ответственность за ошибки
прошлого, весь нравственный труд -- взять на себя одного и не-сти одному.
"Трудно гонять, и снег глубок. Свету за-метно прибавилось, и свет уже
не тот: вечером Голубой стоит у окна... Эта боль не оттого, что не нашлось
мне ответа, это старые раны я растравил и сам себе вскрыл. Теперь буду
зализывать.
Я сознательно работаю и освобождаюсь от своего плена. Победа моя не в
том, что я зализал свою рану, а в том, что воспользовался этой болью и
написал и, мало того, прочитал и тем объяснился:
-- Вот, мол, какая моя любовь, я, мол, не для себя только и не для вас
-- я для всех люблю.
Такая победа -- есть победа над самим со-бой. В этом опыте я как в