"Мария Павловна Прилежаева. Юность Маши Строговой: Повесть) " - читать интересную книгу автора

- А если бы ты... если бы, положим, представь себе... - Ирина
Федотовна с ожесточением принялась тереть сухое блюдечко полотенцем, -
если бы ты вздумала написать ему про свою мать? Нет, интересно, что бы ты
написала? Ах, боже мой! Все вы заняты своими делами. Разве вы можете
понять!
Маша с грустной улыбкой смотрела на узенький язычок коптилки.
- Очень хорошо понимаю, мама. Я не решалась сказать тебе.
- Скажи! Ты должна сказать. Впрочем, можешь не говорить. Я знаю сама.
- Что ты знаешь?
- Знаю то... - Возбужденно размахивая полотенцем, сама удивляясь
своей решительности, Ирина Федотовна призналась, о чем думала, оставаясь
одна в сырой, нелюбимой комнате: - Я знаю, что, если бы работала, положим,
и у меня было свое дело, а не только семья и не только дом, наверно, все
уважали бы меня больше. Даже ты и даже твой отец. Может быть, поздно
начинать... Но скажу тебе: я не могу больше так жить, незначительно,
пусто.
В окно постучали. Маша, не успев ответить, побежала открыть дверь
отцу.
- Папа, папа! - весело закричала она. - Посмотри на нашу чудесную
мамочку, которая забастовала и не хочет больше варить нам на обед
кукурузную кашу!
- В таком случае, - ответил Кирилл Петрович, - введем трудовую
повинность и будем варить по очереди.
- Ты все шутишь, Кирилл! - смутилась Ирина Федотовна. - Кирилл! -
позвала она. - Нельзя же так жить, как живу я: пережидать и спасаться.
Кирилл Петрович раздевался у порога. Он так долго возился, что Ирина
Федотовна со вздохом сказала:
- Ну что ж. Как бы ты ни ответил, я решила.
Кирилл Петрович подошел к столу, где, по обыкновению, его дожидался
остывший ужин из кукурузы, и опустился на стул. Он устал за день безмерно!
Ломило больное колено, даже есть не было сил. Хотелось закрыть глаза и
молчать.
- Ты права, Ириша. Спасаться стыдно.
- Слышишь, Маша! Я знала, как ответит твой отец.
В этот вечер в домишке под дырявой кровлей на окраине города долго
горела коптилка. Ирина Федотовна и Маша до поздней ночи вели разговор.


Глава 7

Старостой третьего русского был Юрий Усков. Этот шумный, веселый, с
широким носом и быстрыми глазами юноша отличался таким неугомонным
характером и такой жаждой общественной деятельности, что ни одно событие в
институте не обходилось без его участия.
Юрию до всего было дело. Он знал всех в институте, и его все знали.
Он устраивал эвакуированных студентов в общежитии, раздобывал им талоны на
питание или ордера на обувь, организовывал воскресники по оборудованию
госпиталей, публичные лекции. Он же выполнял сложные обязанности
посредника между деканатом и курсом.
При всем том Усков уйму читал. Голова его полна была цитатами, он