"Олег Приходько. Один в чужом пространстве" - читать интересную книгу автора

пачками "Кэмела" - по штуке за каждую сломанную рэкетирскую конечность, а
Квадрат, уплативший сверх тарифа, на целую неделю лишился своего почетного
титула "Гэ".
Все же остальное время я выполнял мелкие поручения: договаривался с
подрядчиками о ремонте офиса, возил всевозможные бланки, ведомости, уставы в
типографии, ЖЭКи, Моссовет, РСУ, что, к слову сказать, мне вовсе не претило.
Да, наш Квадрат не больно-то смахивает на гарднеровского Пэрри Мэйсона, а
Анджела - на Деллу Стрит. И контора на месте Измайловской парикмахерской
наверняка отличается от солидного агентства Пола Дрейка. Но даже когда
значительная часть наших гонораров оседает на ее счету в банке, мы не
огорчаемся: иметь работу и при этом быть самому себе хозяином - это кое-что
значит! Петр Иванович Швец ("И швец, и жнец, и на дуде игрец" - это про
него) - белая кость, следователь-ас, любое дело раскрутит, в Прокуратуре
Союза был на хорошем счету - и тот под нашу крышу попросился: надоело "на
дядю" работать. Правда, в ЖЭКи и исполкомы Квадрат его не посылал, но Швец и
сам от черной работы не увиливал, понимая, что все хлебаем из одного котла.
Четверть четвертого. Если мои "командирские" не барахлят - до поезда
вагон времени, и я вполне успеваю поздравить племянника.
Распечатав "Кэмел", я блаженно затянулся дорогим дымом. Распечатанная
пачка считалась началом работы. Так как я вообще не курил, а сигареты
появлялись у меня лишь перед заданием, я научился укладываться в 20 штук.
Если же на время выполнения уходило 3 штуки, это отнюдь не означало, что я
затягивал работу: просто в таком случае остатки сигарет перепадали моей
соседке по квартире Нике, студентке ГИТИСа... А еще я придумал, как
извлекать из этого удовольствия профессиональную пользу: сигареты для меня
были сродни узелкам на платочке, я легко запоминал, когда, где и при каких
обстоятельствах выкуривал каждую, и в случае необходимости, как по вешкам,
легко восстанавливал по ним прошедшие события.
По пути подвернулись "Спорттовары". Недолго покрутившись у сплошь
арендованных кооператорами прилавков, я покинул магазин с парой
тренировочных боксерских перчаток в коробке из-под обуви.
Сестра с племянником жили в Медведково. Туда пилить полтора часа.
Можно, конечно, шикануть и взять такси, но мне не к спеху, к тому же
чертовски не хочется начинать заклеенную "тонну".
"Не зря тебя Стольником прозвали", - всплыло вдруг Квадратово.
Да, уважаемый Гэ, не зря! Иначе я не проживу в городе, улицы которого
превращены в торговые ряды; в стране, где продается и покупается все - от
людей до танков, и при этом, судя по витринам, ничего не производится. Где у
каждого в глазах по доллару, на каждом - импортные шмотки. Не проживу, не
продавая себя как можно дороже, потому что я - сын распроданного Отечества,
и не моя вина в том, что я родился в шестьдесят третьем и не умер в
восемьдесят шестом.


2

Дверь мне отворил Мишка. Секунда - и он повис на моей шее.
- Ма-ама! Дядь Женя прише-ол!! - заорал мне в ухо.
В однокомнатной квартире вкусно пахло бисквитом; из кухни веяло теплом
от включенной духовки - совсем как при маме, когда мы жили здесь втроем.