"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

открыто высказываться остерегался. Слишком силен был противник.
Иногда, в часы раздумья, епископ в бессильной злобе стискивал худые,
темные пальцы, клял покойного князя Бориса Александровича.
Промахнулся князь! Думал тесной дружбой с Москвой себя от тревог
охранить, после смерти Василия московского руку к венцу Мономаха протянуть,
да не вышло! Попался Борис в собственные силки. С татарами не сговорился, а
столько уже для Москвы сделал, что и назад податься трудно стало. Еще,
пожалуй, можно было бы попытаться и клятвы забыть и мечом опоясаться, да
народ от княжих распрей устал, бояре колебались, и Литва в ту пору помощи не
могла дать.
Так и умер князь Борис, собственными руками расшатав тверской стол.
Теперь вся тяжесть правлений легла на плечи отрока Михаила. Куда ему до
Ивана! Тот в четырнадцать лет уж давно полки водил, с отцом думы думал, а
Михаил - сущее дитя еще. Все забавы на уме
А Москва крепчает, греки понаехали Третьим Римом град сей величают.
Внушают Ивану мысль, что он один христианскому миру защитник!
Епископ ненавидел стоявших за Москву бояр, те - его.
Ссора с Никитой Жито произошла из-за пустяка, но оба знали - не оттого
так ярится противник...
Прослышав о княтинском деле, Жито обрадовался. Тут без епископа не
обошлось. Он своим чернецам такую велю дал!
Испуганный приказный дьяк Пафнутий был тотчас и кликнут к боярину.
- Где грамота княтинска? - стуча по столу перстнем, загремел боярин. -
Великий князь повелел сейчас сыскать! Татям потакаешь?!
Пафнутий выложил грамоту и, пока боярин вертел ее, с тоской покосился
на низкую дверь боярского терема, где стоял челядинец.
- Читай! - повелел неграмотный боярин.
По мере чтения желтое лицо Никиты белело.
- И сие - пастыри! Сие - заступники перед богом! - рассвирепел
Никита. - Почему прятал грамоту? Правды убоялся? Епископу служишь? Погоди!
Пафнутий, крестясь и заикаясь, стал оправдываться: епископ-де о грамоте
и не слышал. Просто другие дела отвлекали. Недосуг.
- Не слышал епископ?
- Богом святым...
- Ну, добро... Проверю. А грамоту подай.
Спровадив дьяка, Никита улыбнулся злой, довольной улыбкой: "Каково-то,
отче Геннадий, завтра запоешь!"
...От боярских хором до епископских - один проулок, десятка домов нет,
а пройти трудно. Ну как заметят? Дьяк Пафнутий решился идти к владыке
Геннадию только в темень. Ворота епископского двора были на запоре. На стук
взбрехали злые псы. Отпер послушник. Узнав, кто, и прослышав, что дело
важное, повел Пафнутия широким двором в жилье. Оставив дьяка одного,
неслышно ушел. В доме все мертвенно молчало. Синеватым огоньком горела
лампадка в правом углу горнички, освещая курчавую бороду Иоанна Предтечи.
Из-за печи кисло пахло овчинами.
- Иди, зовет владыка, - прошелестел голос послушника.
Пафнутий перекрестился и пошел за провожатым. Епископ Геннадий,
маленький, согнутый, сидел в богато убранной горнице. Поверх коричневой
бедной рясы лежала на епископских плечах тяжелая, на соболе, шуба. Геннадий
любил тепло.