"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

- Сеть, сеть брось! - с тревогой кричали ему.
- Не брошу! - захлебываясь, отвечал Копылов.
- Утопнет! - встревожился Никитин. - Бросай сеть, Юсуф!
Они разжали руки Копылову сразу стало легко. Он высунулся, блестя
мокрыми плечами.
- Порвало? - с испугом окликнул он и, увидев, что приятели бросили
сеть, принялся честить их.
Его угомонили, принялись ловить снова. В три захода навалили лодку
доверху сазанами; крупные рыбы бились, посверкивали на солнце.
Вечером Копылов с москвичами ушел ловить раков. Наловили их множество,
все сразу в котел не влезли. Отнесли раков послу. Тот прислал в ответ орехи
чилима.
- Чего с ними делать-то? - недоверчиво спросил кто-то из москвичей.
Юсуф объяснил, что шарики надо очищать, толочь и есть.
- Сдохнем! - плюнул Микешин. - Поганым все равно, что жрать, а
православные непременно подохнут.
Никитин заметил, как дернулось лицо Юсуфа.
- Постой-ка, да никак это орех водяной? - спросил он у шемаханца.
Юсуф молча кивнул.
- Пища добрая, - похвалил Афанасий. - Спасибо, Юсуф! Хороший ты друг!
Спасибо!
Шемаханец понял - Никитин хочет загладить слова Микешина, хмуро
улыбнулся, ушел. Разламывая сочного, дымящегося рака, Копылов убежденно
сказал:
- Дурак ты, Микешин! Эй, кто ближе к нему сидит, дайте старому дураку
по шее! За мной будет. Потом верну.
Отскочив за костер, невидный в темноте Микешин забранился:
- Над одноверцем изгаляетесь, с нечистыми хлеб-соль ведете! Все, все
упомню!
Поев, улеглись вокруг тлеющего костра. В небе стояли частые осенние
звезды. Одна из них казалась надетой на вершинку ближней ольхи.
- Веришь, что помогут нам? - зашептал подползший к Афанасию Копылов. -
А? Честно скажи.
Афанасий не ответил. Вспомнились недавние надежды, Иванка Лапшев, тоже,
знать, любивший Олену... Он сделал усилие, чтоб не вырвался стон.
- Не веришь... - потерянно шепнул Копылов. - Ну-к что ж... Эх, а
наши-то у татарвы!
Афанасий ощущал только гнетущую боль в сердце и в голове. Он долго еще
лежал молча, ни о чем не думая. Звездочка, надетая на ольху, задрожала,
стала таять, уходить в темную-темную глубину, за ней растаяло, исчезло
все...

Река дымилась. Плотный над водой, утренний туман редел, поднимаясь
ввысь, разрывался, и меж его лениво колеблющихся вихров открывались то
коричневый срез крутого правобережья, то задумчивый ивняк на ближнем
острове, то непролазные тростниковые джунгли.
Вставало солнце, и в удивительной тишине утра казалось, что все вокруг
тихонько звенит: травы, капли росы на кустах ежевики, тонкое розовеющее
небо.
Где-то под берегом булькала, терлась о корни подмытого дубочка