"Пещеры древних. (THE CAVE OF THE ANCIENTS)" - читать интересную книгу автора (Рампа Лобсанг)

Глава 1 СРЕДОТОЧИЕ МИРОВ

Был теплый вечер. Удивительно теплый и приятный для этого времени года. Сладковатый аромат ладана, медленно распространяясь в воздухе, навевал спокойствие. Вдали, за высокой стеной Гималаев, в триумфальном сиянии садилось солнце. Оно окрашивало вершины гор в кроваво-красные тона, словно предсказывая грядущие кровавые события в Тибете.

Удлиненные тени пиков-близнецов Поталы и Чакпори неторопливо ползли в сторону Лхасы. Справа под ними запоздалый караван торговцев из Индии держал путь к Парго-Калинг, или Западным Вратам. Последний из благочестивых странников с неподобающей для этих людей торопливостью, как бы боясь быстро надвигающейся бархатной темноты, бежал по Лингкорской дороге.

Кай-Чу, или Счастливая Река, с радостным журчанием текла по бесконечному пути к морю. Она рассыпалась тысячью маленьких солнц, отдавая дань уходящему дню. Лхаса слабо мерцала золотыми отблесками масляных ламп. Из монастыря у подножия Поталы труба возвещала об окончании дня; ее звуки, отражаемые от скал, прокатившись эхом по всей долине, возвращались совсем другими.

Я пристально вглядывался в знакомую картину. Сотни монахов за сотнями окон завершали свои обыденные дела. С крыши высокого здания, стоявшего прямо за Золотой Гробницей, смотрела вниз маленькая фигурка, далекая и казавшаяся ужасно одинокой. Когда последние лучи солнца потонули в горах, трубач протрубил снова, и из храма у подножия понеслись ввысь низкие звуки пения. Вскоре темнота сгустилась, и, как драгоценности в пурпурном обрамлении, на небе засияли звезды. В небе пронесся метеор и ярко вспыхнул, прежде чем упасть на Землю щепоткой дымящейся пыли.

— Чудная ночь, Лобсанг, — раздался из темноты любимый голос.

— И вправду, чудная, — отозвался я, спешно вскочив на ноги, чтобы поклоном приветствовать ламу Мингьяра Дондупа.

Он присел у стены и жестом предложил мне устроиться рядом.

— Можешь ли ты представить себе, Лобсанг, что ты, я, все люди похожи на это! — сказал он, указывая вверх.

Я молча смотрел на него. Как я могу быть похожим на звезды в ночном небе? Лама был крупным красивым мужчиной, с благородными чертами лица. Но и он слабо походил на звездные скопления.

— Мы точно такие же, точно такие, — засмеялся он. — Я хотел объяснить тебе, что не всегда вещи являются тем, чем они нам кажутся. Напиши «Ом мани падме хум» так, чтобы надпись заняла всю долину, и люди не смогут ее прочесть. Она будет слишком велика для них.

Он прервал свою речь, взглянул на меня и, убедившись, что я слежу за его объяснением, продолжил:

— Так же и звезды. Они всего лишь слишком велики, чтобы мы могли увидеть, что из них в действительности составлено.

Я смотрел на него как на потерявшего рассудок. Что-то составлено из звезд? Звезды — это… ведь это звезды! Я попытался представить себе надпись, которую невозможно прочесть из-за ее гигантских размеров. Ласковый голос прервал мои упражнения:

— Представь себе, что ты сжимаешься, сжимаешься, становясь размером с песчинку. Каким ты тогда увидишь меня? Пусть ты стал еще меньше. Теперь песчинка для тебя — целый мир. Каким я покажусь тебе тогда?

Он на мгновение замолчал и бросил на меня вопросительный взгляд.

— Ну? Так что ты увидишь?

Мой мозг был парализован. С открытым от недоумения ртом я, наверное, был похож на рыбу, только что выброшенную на берег.

— Тебе откроются, Лобсанг, — сказал он, — россыпи миров, плывущих во мраке. Благодаря твоему размеру молекулы моего тела станут для тебя мирами. Ты увидишь, как миры вращаются вокруг миров, ты увидишь «солнца» — молекулы психических центров, ты увидишь вселенную!

Мои мозги скрипели как несмазанная телега. Я мог бы поклясться, что в голове у меня что-то вздрагивало от напряжения, когда я пытался постичь это потрясающее и неведомое для меня знание.

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, подался вперед и ласково взял меня за подбородок.

— Лобсанг! — усмехнулся он. — Да у тебя глаза уже устали от желания уследить за мной.

Улыбаясь, он снова сел и, дав мне всего несколько минут, чтобы прийти в себя, продолжал:

— Взгляни на свою одежду! Пощупай ее!

Я сделал как он сказал. Рассматривая изодранные лохмотья, я чувствовал себя достаточно глупо. Лама продолжал:

— Это — ткань. На ощупь она гладкая. На свет — непрозрачная. Но предположим, ты рассматриваешь ее сквозь десятикратную лупу. Представь себе густую прядь шерсти, каждый волосок которой вдесятеро толще, чем сейчас. Ты сможешь различить просветы между волокнами. Увеличь ее в миллион раз, и ты проскачешь сквозь нее верхом. И каждый волосок будет так огромен, что ты едва ли взберешься на него.

То, о чем он рассказывал, в общем было понятно. Я молча сидел и думал.

— Ты похож на дряхлую старуху, — засмеялся он.

— Сударь, — решился я наконец спросить. — Так значит все живое — это всего лишь пустота, в которой рассыпаны миры?

— Все не так просто, — ответил он. — Усаживайся поудобней, и я расскажу тебе немного о Знании, которое мы открыли в Пещере Древних.

— Пещера Древних! — восторженно вскрикнул я. — Вы собирались рассказать мне о ней и об экспедиции.

— Не волнуйся, мы дойдем и до этого. Но сейчас я поведаю тебе о Жизни и о Человеке то, что знали о них древние во времена Атлантиды.

В глубине души меня гораздо сильнее интересовала сама Пещера, открытая недавно экспедицией высоких лам. Со времен древних цивилизаций ее недра хранят невиданные запасы знаний и практических сведений. Но, хорошо зная Наставника, я понимал, что бесполезно ждать рассказа прежде, чем для этого придет время.

В небе над нами сквозь прозрачную дымку чистого воздуха Тибета во всей своей красе сияли звезды. В храмах и монастырях один за другим гасли огни. Послышался жалобный вой собаки, принесенный откуда-то издалека едва уловимым ночным ветерком. Из деревни Шо, находившейся прямо под нами, донесся ленивый ответный лай. Ни одно облако не проплывало мимо только что взошедшей луны. Флаги безвольно свисали с мачт. Где-то слабо поскрипывало молитвенное колесо — благочестивый монах, опутанный суевериями и не осознающий реальности, вертел его в напрасной надежде заслужить благосклонность Бога.

Услышав этот звук, мой Наставник улыбнулся и сказал:

— Каждому — по вере, каждому — по нужде. Многих тешат церемониальные действа и ритуалы. Не стоит осуждать тех, кто не прошел по Пути достаточно далеко и не может еще стоять без костылей. Я хочу рассказать тебе, Лобсанг, о сущности человека.

Мне показалось, что этот Человек сидит рядом со мной. Единственный, проявивший ко мне любовь и уважение. Я внимательно слушал Наставника просто для того, чтобы укрепить его веру в меня. По крайней мере, так было сначала. Но вскоре его рассказ увлек меня, и я стал слушать с неподдельным интересом.

— Весь мир создан из вибраций. Все живое и неживое состоит из них. Даже могучие Гималаи — всего лишь масса взвешенных частиц, не касающихся друг друга. Мир, Вселенная, состоит из мельчайших пылинок. Планеты вращаются вокруг Солнца, сохраняя порядок и не сталкиваясь. Так и все сущее построено из вращающихся миров.

Он остановился и внимательно посмотрел на меня, вероятно ожидая встретить непонимание, но я пока без труда поспевал за его мыслью. Он продолжал:

— Призраки, которых видят в храме ясновидящие, — это живые люди. Они покинули этот мир и достигли состояния, когда их собственные молекулы разбросаны очень широко. Настолько широко, что «призраки» без труда проходят сквозь самые плотные стены, не касаясь молекул этих стен.

— Достопочтенный Учитель, почему же мы слышим звон в ушах, когда призрак слегка задевает нас? — спросил я.

— Каждая молекула, каждая маленькая солнечная система окружена электрическим зарядом. Правда, это электричество более тонкой структуры, чем то, которое люди вырабатывают при помощи машин. Его вспышки бывают видны в ночном небе. Как у Земли, так и у любой, даже самой маленькой частички есть свое «полярное сияние». Поэтому призрак, проходя слишком близко, вызывает в нашей ауре легкий шок. Его мы и ощущаем как звон в ушах.

Ночь застыла над нами. Ничто не тревожило тишину. Такой покой знаком лишь тому, кто побывал в Тибете.

— Значит, аура, которую мы видим, и есть электричество? — спросил я.

— Да, — ответил мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп. — Ты, наверное, слышал об эффекте короны. Там, где над землей натянуты высоковольтные провода, наблюдается голубоватое свечение. Обычно его можно увидеть только темной туманной ночью, но для тех, кто умеет видеть, оно есть всегда. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Когда ты отправишься в Чунцине изучать медицину, ты обязательно столкнешься с прибором для записи электрических волн мозга. Вся жизнь, все сущее — электричество и вибрация.

— Я совсем запутался! Как жизнь может быть и вибрацией, и электричеством? Я могу понять что-то одно, но и то и другое?..

— Но дорогой Лобсанг! — засмеялся Лама. — Ведь без движения, без вибрации не может быть электричества. И то и другое тесно связаны.

Он, хмурясь, заметил мое недоумение и при помощи телепатии прочитал мои мысли.

— Нет! — воскликнул он. — Не «всякая» вибрация порождает электричество! Попробую объяснить тебе иначе. Представь себе огромный рояль, клавиатура которого простирается отсюда до бесконечности. Колебание твердого тела будет представлено в ней одной клавишей. Вторая представит звук. Третья — изображение. Остальные клавиши будут представлять чувства, ощущения, цели — все то, что нам, живущим на этой Земле, еще не совсем понятно. Собака слышит более высокие звуки, чем человек; человек слышит звуки более низкие, чем собака. Ты, может, и не подозревал, что с собакой можно поговорить, только на более высоких нотах. Так обитатели мира духов общаются с теми, кто еще пребывает на земле и наделен даром яснослышания.

Прервав рассказ, Лама весело рассмеялся:

— Я вытащил тебя из постели, но у тебя в запасе целое утро, чтобы наверстать упущенное.

Он жестом указал на звезды.

— С тех пор, как я побывал в Пещере Древних и увидел чудесные инструменты, к которым никто не прикасался со времен Атлантиды, я время от времени забавляюсь одной игрой. Я представляю себе два крошечных чувствующих создания, каждое меньше мельчайшего вируса. Их форма не имеет значения, но предположим, что они разумны и у них есть точнейшие маленькие приборчики. Представим себе, что они живут, как и мы, в открытом пространстве своего бесконечно малого мира.

— Ах! Какая чудная ночь! — изумленно восклицает А, вглядываясь в звездное небо.

— Да, — отвечает Б. — Она заставляет задуматься о смысле жизни. Кто мы и куда идем?

А размышляет, глядя на звезды, плывущие по бескрайним просторам ночного неба:

— Миры без границ. Миллионы, миллиарды миров. Какие из них обитаемы?

— Чушь! Кощунство! Нелепица! — захлебывается Б. — Ты прекрасно знаешь, что нет жизни, кроме той, что в нашем мире. Не говорили ли Священники, что сотворены мы по образу Господа? Да и какой может быть жизнь, отличная от нашей? Ты, видно, совсем рехнулся.

— Ну, может быть они все-таки ошибаются, может, ошибаются! — бормочет А, уходя прочь.

Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся мне.

— У этой истории есть продолжение! В одной далекой-далекой лаборатории работают двое ученых. Один из них сидит, сгорбившись, перед чудовищной силы микроскопом. Его глаз будто приклеен к окуляру. Вдруг он резким движением отодвигает стул и вскакивает, как ужаленный. — Чен, посмотри! — кричит он ассистенту. — Ты только посмотри на это! — Встав, Чен подходит к столу руководителя и садится за микроскоп. — На слайде одна миллионная грана сульфида свинцу — сообщает руководитель, — взгляни. — Чен поправляет настройку и, посмотрев, присвистывает от удивления. — Господи, да это как Вселенная под микроскопом! Солнце светит, планеты вращаются!.. Если бы нам такое увеличение, — притихшим голосом говорит руководитель, — чтобы рассмотреть каждый маленький мирок отдельно… Как ты думаешь, есть там жизнь? — Чепуха! — резко обрывает его Чен. — Нет там никакой жизни! Нет и быть не может! Разве ты не слушал священников? Мы созданы по образу и подобию Божьему, так откуда же взяться разумной жизни там?

Звезды над нами продолжали свой вечный и бесконечный путь. Улыбаясь, лама Мингьяр Дондуп порылся в складках одежды и извлек оттуда спичечный коробок — подарок из далекой Индии. Он неторопливо достал спичку и весело сказал:

— Теперь, Лобсанг, я покажу тебе Творение!

Он осторожно чиркнул спичкой о коробок, и она вспыхнула ярким пламенем. Подержав ее несколько секунд так, чтобы я мог хорошенько ее рассмотреть, он вдруг неожиданно задул ее.

— Творение и Смерть. Пока горела спичка, тысячи частиц успели разлететься прочь одна от другой. Каждая из них была миром, вместе они были вселенной. И когда погас огонь, эта вселенная умерла. Сможешь ли ты сказать теперь, что нет жизни в иных мирах!

Я молча смотрел на него, не зная, что ответить.

— Если есть миры, Лобсанг, и в этих мирах есть жизнь, то мир существует для нее миллионы лет. Может, мы всего лишь горящая спичка? И живем со своими радостями и печалями — больше печалями, размышляя о мире без конца. Подумай, Лобсанг, мы еще поговорим об этом.

Он поднялся и вскоре скрылся из виду.

Спотыкаясь о крышу, я стал наощупь пробираться к лестнице. В отличие от западного мира, здесь лестница представляет собой длинный вертикальный шест с зарубками. Наконец я отыскал ее и начал спуск. Я без особого труда нащупал первую зарубку, вторую, третью. Дальше шест оказался облит маслом, и я полетел вниз. От сильного удара перед моими глазами промелькнуло больше звезд, чем было в это время на небе. Я приземлился в самую гущу сваленных в груду тел, чем вызвал многочисленные протесты спавших монахов. Внезапно из темноты возникла чья-то рука, и в моей голове загудел колокол. Я не стал дожидаться продолжения, быстро вскочил и со всех ног бросился наутек.

Погони не было. Под спасительным покровом ночи я тихо, как только мог, отыскал себе место для сна. Устроившись поудобнее, я плотно завернулся в лохмотья и забылся в беспамятстве. Ни шуршание спешащих ног, ни гудение раковины, ни звон серебряных колоколов не могли разбудить меня.

Было уже позднее утро. Я проснулся от того, что кто-то с энтузиазмом пинал меня. Сквозь пелену тумана, застилавшего мне глаза, я разглядел лицо огромного чела.

— Вставай, вставай, ты, ленивый пес! Да проснись ты, ради священного клинка!

Он пнул меня снова, на этот раз сильнее. Я потянулся, схватил его за ногу и дернул. С грохотом падая, он закричал:

— Достопочтенный Настоятель зовет тебя, безмозглый идиот!

Отплатив одним тумаком за то множество, что он успел надавать мне, я оправил одежду и бросился бежать. «Нет пищи — нет завтрака!» — бормотал я себе под нос. Почему каждый раз, когда приходит время подкрепиться, я оказываюсь срочно кому-нибудь нужен? Я летел по бесконечным коридорам, размахивая руками на поворотах. Нескольких пожилых монахов, случайно попавшихся мне на пути, едва не хватил инсульт. Но к назначенному часу я уже был на месте. Вбежав в комнату Настоятеля, я почтительно поклонился.

Настоятель изучал мою карточку, и, входя, я успел уловить поспешно приглушенный смешок.

— А, — произнес он. — Так ты и есть тот самый юноша, который носится по скалам, мажет лестницы маслом и вообще производит шума больше, чем кто другой?

Чуть помедлив, он строго глянул на меня и продолжил:

— Но учишься ты хорошо, удивительно хорошо. Твои метафизические способности находятся на столь высоком уровне, и ты так преуспел в академической работе, что я собираюсь назначить тебе специальные занятия с Великим Ламой Мингьяром Дондупом. Под личным руководством Его Святости ты обретешь небывалые возможности. А теперь иди к своему Наставнику.

Жестом отпустив меня, он вернулся к своим бумагам. Обрадованный тем, что мои ночные приключения остались тайной, я поспешно ретировался.

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, ждал меня. Когда я вошел, он, окинув меня проницательным взглядом, спросил:

— Ну как, ты уже позавтракал?

— Нет, Сударь, — ответил я. — Достопочтенный Настоятель послал за мной, когда я еще спал. Я очень хочу есть.

— То-то я смотрю, у тебя вид удрученный. А я было подумал, что с тобой дурно обошлись, — засмеялся он. — Ну, ладно, позавтракай, а потом приходи сюда.

Мне не нужно было повторять дважды: я был голоден, и это мне не нравилось. Как я мог знать тогда, что голод станет моим постоянным спутником жизни?

С новыми силами, подкрепленными отличным завтраком, и с духом, очищенным мыслью о предстоящей работе, я вернулся к Ламе. Когда я вошел, он поднялся и сказал:

— Едем! Проведем недельку на Потале.

Размашистым шагом он направился к выходу. Я последовал за ним. На улице нас ожидал монах-конюх с двумя лошадьми. Я хмуро осмотрел лошадь, доставшуюся мне по жребию. Она ответила мне еще более угрюмым взглядом, думая обо мне, возможно, даже хуже, чем я о ней. В предчувствии неминуемой гибели я взобрался на лошадь и положился на волю судьбы. Лошадь являла собой опасное темпераментное создание, но главным ее недостатком было, бесспорно, отсутствие тормозов. Кроме того, верховая езда — это то, чем я не слишком овладел в процессе воспитания.

Лошади рысью снесли нас с Чакпори по горной тропе. Перейдя дорогу Мани-Лаханг слева от Парго-Калинг, мы вскоре въехали в деревеньку Шо. После короткого отдыха началось тяжелое восхождение на Поталу. Карабкаться по крутому склону верхом на лошади — занятие малоприятное, и моей основной задачей было удержаться в седле.

Нескончаемый поток монахов, лам и простых паломников медленно тек по узкой тропе. Некоторые из них застывали, изумленные сказочным видом, другие, допущенные к самому Далай-Ламе, думали только о предстоящей беседе.

Мы остановились только на самом верхнем участке тропы. Я соскочил с лошади с благодарностью, но без всякой грации. Бедная подруга издала радостное ржание и с отвращением повернулась ко мне задом.

Мы шли и шли, карабкаясь по бесчисленным лестницам, пока не достигли высшей точки Поталы. Жилье, доставшееся Мингьяру Дондулу, оказалось по соседству с Залом Наук. Там были собраны незнакомые инструменты из разных стран мира, но самыми интересными были те, которые пришли из глубокой древности. Итак, мы достигли цели, и я расположился в назначенной для меня комнате.

С высоты Поталы, из окна моей комнаты, которая находилась всего этажом ниже жилья Далай-Ламы, Долина была видна как на ладони. Вдалеке поблескивала золоченая крыша собора Йо-Канг. Лингхорская дорога, как огромная змея, обвивалась кольцом вокруг Лхасы. Ее заполонили благочестивые странники, несущие остатки своих сил на алтарь величайшего центра Тайных знаний. Я благодарил судьбу за то, что она послала мне такого прекрасного Наставника. Без него я остался бы обычным чела, дремлющим в темноте общей спальни, с ним же — я был на вершине мира. Внезапно, так внезапно, что я вскрикнул от страха, чьи-то сильные руки подхватили меня и подняли в воздух.

— Несчастный! — загудел низкий бас. — Так, значит, ты любишь своего Наставника только за то, что он привел тебя на вершину Поталы?! За то, что он кормит тебя своими приторными индийскими сладостями?

Я пытался протестовать, но он только расхохотался. Я был слишком слеп или слишком смущен тогда, чтобы осознать, что ему известно все, что я о нем думаю! Он продолжал, возвратившись к обычной интонации:

— Мы связаны с тобой крепкими узами. Мы были хорошо знакомы в прошлой жизни. Ты знаешь о ней все, тебе лишь нужно вспомнить. Идем, нам нужно многое сделать.

Я оправил одежду, поднял чашу, выпавшую во время моего невольного полета, и поспешил в комнату Наставника. Он жестом предложил мне сесть и, когда я устроился, спросил:

— Ну что, ты думал о смысле жизни, о нашем вчерашнем разговоре?

В некотором испуге я покачал головой:

— Сударь! Я еще спал, когда Настоятель потребовал меня к себе, затем Вы позвали меня, потом я завтракал, а после Вы снова захотели видеть меня. У меня не было времени подумать о чем бы то ни 6ыло!

Он сказал, улыбаясь:

— В свое время мы поговорим и о еде, но вначале разберемся с жизнью.

Он замолчал и достал книгу, написанную на каком-то диковинном языке. Теперь я понимаю, что это был английский. Наставник пролистал несколько страниц и, кажется, нашел то, что искал. Он передал мне книгу, открытую на какой-то картинке.

— Тебе известно, что это? — спросил он.

Я посмотрел. Рисунок был столь обычным, что я принялся рассматривать подпись под ним. И не смог понять ни слова. Возвращая книгу, я сказал с укором:

— Вы же знаете, Достопочтенный Лама, что я не могу прочесть это.

— Но ты узнал рисунок? — продолжал настаивать он.

— Конечно, ведь это всего лишь Дух Природы. Я все сильнее приходил в замешательство. К чему он ведет? Лама снова открыл книгу и сказал:

— В далекой заморской стране люди потеряли способность видеть Духов Природы. Если кто-то утверждает теперь, будто видит их, это становится поводом для насмешек. Люди на Западе не верят в то, чего нельзя разобрать на части, или взять в руки, или положить в корзину. Дух природы обитает там только в сказках, а сказкам никто не верит.

Я был изумлен! Я видел Духов всегда и воспринимал их как нечто совершенно естественное. Я в недоумении потряс головой.

Лама Мингьяр Дондуп продолжал говорить:

— Вся Жизнь, как ты слышал вчера, состоит из вибрирующей материи, которая создает электрический заряд. Электричество — это жизнь материи. Как и в музыке, здесь есть свои октавы. Представь себе обычного человека. Его колебания лежат в определенном диапазоне. В нем он живет, думает, верит. Духи природы и призраки звучат октавой выше и поэтому не видны обычному человеку.

Я нервно теребил край одежды, обдумывая услышанное. В этом нет никакого смысла! Я вижу духов и призраков — значит, они видны всем!

Лама ответил, прочитав мои мысли:

— Ты видишь ауру, а большинство людей — нет. Ты видишь духов и призраков, а большинство людей — нет. В раннем детстве все люди очень восприимчивы. Но у взрослых под грузом житейских забот чувства притупляются. Кроме того, на Западе детей, которые рассказывают о том, как играли с духами, высмеивают и наказывают за ложь. Дети расстраиваются и в конце концов убеждают себя в том, что все это лишь игра воображения. Тебя же воспитывали правильно, и способность видеть ауру, духов, призраков останется с тобой навсегда.

— Значит, даже духи цветов такие же, как мы? — спросил я.

— Абсолютно! Они только колеблются гораздо быстрее, и их частицы больше рассеяны. Поэтому твоя рука проходит сквозь них, как сквозь солнечный луч.

— И Вы сами «прикасались» к призраку? Я имею в виду, «держали» его? — усомнился я.

— Конечно! — воскликнул он. — Для этого я поднимал уровень своей вибрации. Я расскажу тебе об этом.

Наставник слегка прикоснулся к серебряному колокольчику — подарку настоятеля одного из монастырей. На зов явился знакомый монах-прислужник. Он принес не тсампу, а настоящий индийский чай со сладкими пирожными. Их привозили издалека специально для Его Святости Далай-Ламы, и я, бедный чела, честно признаться, их обожал. Награда за особое усердие в учебе, — как говорил Его Святость.

Лама Мингьяр Дондуп прошел весь мир — и физический, и астральный, и любовь к хорошему чаю была одной из его немногих слабостей. Эту слабость я одобрял всем сердцем. Мы хорошенько подкрепились, и когда я расправился с последним пирожным, мой друг и Наставник начал рассказ:

— Это случилось много лет назад здесь, на Потале. Я был таким же молодым и суетливым, как ты сейчас. Однажды я спешил на службу, как вдруг, к моему ужасу, крупный осанистый Настоятель преградил мне путь. Он тоже опаздывал! Столкновение было неотвратимо. Уже мысленно репетируя извинения, я вдруг проломился прямо сквозь него. Он был изумлен не меньше моего. Но я так смутился, что понесся дальше, не останавливаясь. И не опоздал, то есть, почти не опоздал.

Я улыбнулся, с трудом представляя себе величественного ламу Мингьяра Дондупа спешащим. Он тоже улыбнулся и продолжал:

— Позже, ночью, я долго размышлял о случившемся. Я спрашивал себя, почему я не могу прикоснуться к призраку. И чем дольше я думал, тем сильнее убеждался в том, что должен это сделать. Я прочел об этом все, что смог отыскать в старинных книгах. Я советовался с мудрецом, жившим в пещере высоко в горах. Он поведал мне о многом, направил меня на верный путь, и я хочу передать тебе эти знания.

Он подлил себе еще чаю и, прежде чем продолжить, отпил немного.

— Как я уже рассказывал, жизнь состоит из множества миров, вращающихся вокруг своих маленьких солнц. В движении рождается некая субстанция, которую мы называем электричеством. Питаясь разумно, мы можем ускорить свои вибрации. В отличие от культовых причуд, правильная диета действительно улучшает здоровье и повышает частоту вибраций.

Он замолчал и зажег палочку благовоний. Убедившись, что искорка тлеет исправно, он сказал:

— Основная цель ладана состоит в том, чтобы ускорить вибрации пространства, в котором он горит. Правильно выбирая ладан, можно добиться определенных результатов. Целую неделю я голодал и жег в комнате подходящие благовония. Под конец я был почти «вне» себя, и мне казалось, я скорее летаю, чем хожу. Я едва удерживал астральное тело в пределах физического.

Он улыбнулся:

— Ты, конечно, не одобряешь столь строгой диеты! Еще бы, подумал я, лучше ежедневно прикасаться к сытной еде, чем к самому доброму призраку.

— В конце недели, — говорил Наставник, — я спустился во Внутреннее Святилище и, умоляя призрака дотронуться до меня, воскурил еще больше благовоний. Внезапно я ощутил у себя на плече теплоту чьей-то дружеской руки. Обернувшись, чтобы увидеть того, кто прервал мою медитацию, я чуть не выскочил из одежд: передо мной стоял человек, умерший больше года тому назад.

Лама Мингьяр Дондуп резко оборвал свой рассказ. Нахлынувшие воспоминания рассмешили его.

— Лобсанг! — воскликнул он наконец. — Старый мертвый лама спросил меня, зачем я взвалил на себя эту обузу. Ведь все, что я должен был сделать, — это принять астральную форму! Признаюсь, я был посрамлен. Как такая простая мысль не пришла мне в голову? Теперь, как ты знаешь, мы действительно выходим в астрал, чтобы говорить с духами.

— Конечно, ведь Вы говорите при помощи телепатии, — вставил я. — Но я не знаю ни одного объяснения телепатии. Я умею делать это, но как я это делаю?

— Лобсанг, ты задаешь сложнейшие вопросы, — засмеялся он. — Труднее всего объяснить очевидное. Расскажи мне, как ты дышишь. Все вокруг дышат, но как объяснить сам процесс?

Я угрюмо кивнул. Я знал, что задаю вопросы слишком часто, но как без этого узнать хоть что-нибудь? Большинство чела не интересовались ничем, пока были сыты и работали в меру. Мне же хотелось большего, я хотел знать.

— Мозг, — сказал Лама, — похож на радио. Да, да, именно на тот аппарат, при помощи которого некто Маркони отправил послание через океан. Чтобы руководить частичками своей сущности, человеку дан радиоприбор — его мозг. Намереваясь что-либо сделать, человек поворачивает ручку настройки, и по определенным нервам начинает течь ток. Ток возбуждает мышцы, а те совершают нужное действие. Точно так же, когда человек думает, его мозг излучает сигналы. Только в более высокой части спектра. С помощью специальных приборов их можно улавливать и, как говорят западные ученые, разделять по уровням альфа, бега, гамма и дельта.

Я вяло кивнул. Мне уже приходилось слышать это от лам-врачей.

— Но чувствительный человек, — продолжал Наставник, — может не только принимать сигналы, но и понимать их. Я читаю твои мысли, и ты, если постараешься, сможешь прочесть мои. Если двое гармонируют друг с другом и между ними есть взаимная симпатия, то общаться мысленно им намного проще. Например, близнецы часто поддерживают телепатический контакт, и мысль одного отзывается в мозгу другого. Порой бывает даже трудно определить, кому она принадлежала изначально.

— Наставник, Вы знаете, что я могу прочесть мысли почти каждого. Многие ли способны на это? — спросил я.

— Ты очень одарен, Лобсанг, — ответил он. — И получил правильное воспитание. Вместе мы разовьем твои способности еще больше, ведь впереди тебя ждет очень трудная задача.

Он торжественно покачал головой.

— Невероятно трудная. В давние времена человечество умело телепатически общаться с животным миром. В будущем, когда оно осознает всю глупость войн, этот дар вернется. И снова Человек и Животное станут жить в мире, не причиняя друг другу вреда.

Внизу загудел гонг. Затем послышались трубы, и лама Мингьяр Дондуп вскочил на ноги.

— Нужно поторопиться. Лобсанг, — сказал он. — Начинается храмовая служба. — Я быстро поднялся, поправил одежду и поспешил за Наставником, уже почти скрывшимся из виду.